Ритуал

— Проиграл! Катись к мамочке и попроси ее научить тебя драться!

— Заткнись, Феолески. Тебе просто повезло!

Эльф вроде бы и не интересовался схваткой, но, когда она закончилась, тут же отложил в сторону оружие и пошел к Риалис осмотреть рану.

— Да ладно, даже кровь уже не течет, — отмахивалась она, но короткие волосы не могли скрыть предательски горящие уши.

Балтис перестал орать, попереминался с ноги на ногу и молча ушел. Я хмуро, недоумевающе на них посмотрела. Иногда мне кажется, я не умею любить. Это какое-то запредельное знание, которое никогда не спустится на мою бедную голову. Слушать сердце? Угу. Сердце, оно вроде как не разговаривает. И меня это устраивает. Настоящая любовь страшна. Потому что любишь не за что-то, а просто так, даже видя все недостатки, осознавая весь вред, что они приносят, ненавидя их, все равно будешь любить этого человека. За то, что он существует. Настоящая любовь разрушает желанием обладания, стремлением сделать объект полностью своим, его дыхание, мысли, чувства, каждый удар сердца, уничтожает все страхом потери. Поэтому ничего хорошего нет в этой настоящей любви.

Почитать хотя бы историю гибели магов. Множество народу погибло из-за того, что не вовремя поддалось чувствам, и уже на смертном одре эти придурки уверяли, что нет, не зря. Вообще-то зря. Прожили бы спокойно свои лет триста или двести, сколько магам положено, встретили бы кого-нибудь, кто не втянет их в неприятности, а они… О дорогая, я защищу эту крепость только ради тебя! Я посвящу тебе этот новый алхимический раствор! Я исследую это страшное подземелье! Я заработаю денег на свадьбу! От любви сносит крышу, и готовы кинуть весь мир к ногам любимого человека, и море кажется по колено, а все преграды не такими уж неприступными. Вот только голодному ваграку все равно, спустился ли к нему маг ради наживы или потому, что его принесли крылья любви. Если, конечно, они его и вправду не принесли: владеющему левитацией магу сражаться всегда проще. Жаль, что энергии это заклятие жрет немерено. А сердце, полное прекрасных чувств, и сердце, страдающее от жажды золота, для ваграка на вкус наверняка одинаковы, вряд ли он после пожирания очередного пылкого возлюбленного начинает стихи писать.

Но все равно, что бы там ни было, а стоят рядом они уже долго. За это время все тело можно перевязать, а не маленькую царапинку.

— Эй, Риалис, ты уже освободилась? — испоганила я, несомненно, волнующий момент.

Они отступили друг от друга.

— Да, летунчик. Свободней некуда, — не без злости отозвалась она. Потом взяла себя в руки. — Пойду переоденусь. Пока, Алли. Летунчик, пошли.

Я пожала плечами и направилась за ней. Ну вот, наконец я все и узнаю. Хотя один мудрец когда-то сказал, что незнание — благо. Некоторое время Феолески молча шла рядом, кидая на меня странные взгляды и о чем-то размышляя. Мы поднялись по лестнице и зашли в ее комнату. Как я и думала, в ней царила полная помойка. Грязные тарелки горкой на столе. Грязная, перемазанная кровью одежда большой горой в углу.

— Я в прачечную сразу мешок отношу, — пояснила Феолески, проследив за моим ошалевшим взглядом. Хотя я больше думала о том, на кой ей столько одежды и каково это, каждый день недели надевать разное. Комната у нее была большая, даже чуть больше, чем у нас с Маарой, но при этом жила она тут, по-моему, в одиночестве. Вариантов было два: либо она грохнула свою соседку, либо та от Феолески сбежала. Нет, был еще и третий, если семья у нее достаточно влиятельна, то ей могли выделить целую комнату с самого начала обучения.

— С тобой кто-нибудь еще тут живет?

— Что, не видишь, тут одна кровать.

— Ну кто знает, вдруг ты закопала соседку под горой мусора.

Феолески вяло покачала головой, даже не наорав на меня, и внезапно спросила:

— Тебе в последнее время снились необычные сны?

— Необычные? — И это все, о чем она хотела спросить?! Я едва сдержала вздох облегчения. — Например?

— Которые раньше тебе не снились, — с трудом ответила она.

Я задумалась. Временами мне снились кошмары. Они были настолько обыденны в моей жизни, что я уже давно перестала замечать их. Реальность дурных сновидений была близка мне и понятна. Они казались естественным продолжением моей дневной усталости, словно мир, баюкая меня в своих ладонях, забирается в мои сны и чудовищно отражается в них. Что именно имела в виду Риалис, было неясно.

— Перескажи такой сон. Может, и мне что-то вроде него снилось.

Феолески как-то странно на меня посмотрела, потом засунула руки в карманы, оттягивая их в стороны, и стала похожа на растерянного мальчишку-подростка.

— Мне снилось, что я демон. Тот демон, которого мы вызвали.

Я молчала и ждала, когда она продолжит.