Ритуал (ЛП)

Ты рыдаешь, стоя на коленях. Всхлипы сотрясают твою грудь, а глаза уже выплакали все слезы. Пересохшее горло содрано в кровь, и ты не узнаешь свой голос. Ты плачешь, потому что это конец. Твоя жизнь заканчивается именно так, в этом темном, смердящем, бессмысленном месте. Здесь нет справедливости, и бежать отсюда некуда. Но твои страдания совершенно не трогают его. Оно сидит там на своем убогом деревянном троне, величественно воздев в потолок длинные рога, словно корону, и смотрит на тебя без сострадания. Твое унизительное положение лишь придает ему силы. Его лапы воздеты к потолку в омерзительном триумфе.

Твое нижнее белье промокло насквозь, ноги липкие от влаги.

Кто-то зовет тебя. Откуда-то сзади.

— Хатч, Хатч, дружище, Что? Что это? Где остальные?

Голос звучит знакомо, но Хатч не отвечает, потому что уже слишком поздно, и он должен ждать здесь своего конца. Уже скоро.

Чья-то дрожащая рука на плече. — Проснись, Хатч, проснись. Это сон. Дружище, это сон. Ты не знаешь, где находишься. Проснись сейчас же. Все позади. Давай же, дружище.

Хатч поднимает голову, стараясь не смотреть на стоящую перед ним жуткую, черную фигуру. Поднимает глаза на звук голоса, ощущая, как высохшая соль трескается на пыльных щеках. Люк.

При виде знакомого лица он морщится и пытается заплакать, но слез не осталось. Во рту горячо и солоно от рыданий. Но почему? Почему он здесь, в одних мокрых шортах, дрожит и рыдает в темноте? Он собирается умереть. Страх преследовал его очень давно. Хатч закрывает глаза и пробует воссоздать сон из своих мыслей.

Осознание собственного безрассудства пронзает его, согревая щеки и тело. — Какого черта? — Он поворачивается, чтобы посмотреть на то, что напугало его. Во мраке, еле освещенном полосками света, проникающими сквозь трещины в потолке, он видит силуэт. Длинные конечности и рога. Застывшее в ожидании тело.

Но оно не живое. Нет, это не животное. Всего лишь чучело, объеденное мышами. Пережиток безумия, забытый на ветхом чердаке заброшенного дома. Хатч поднимает на Люка глаза и качает головой.

Люк смотрит на него. В его глазах смущение и страх. — Нам надо убираться отсюда. Немедленно.

Хатч кивает и протягивает руку, чтобы опереться на друга. Тот берет его под руку и помогает подняться на ноги.

— Остальные, — говорит Люк. — Мы должны найти остальных.

14

Дома они нашли на улице, стоящим на коленях в высокой сырой траве. На нем были лишь трусы и футболка. Остекленевшими глазами он смотрел на деревья. Все его тело дрожало от утренней прохлады.

Никто из них не решался прикоснуться к нему. Хатч и Люк никогда не видели его таким. Потемневшие губы на вымазанном грязью лице, бледном то ли от холода, то ли от увиденного, или приснившегося, как и им. Вокруг глаз странные красные круги, небритые щеки в разводах от слез. Он не обращал на них никакого внимания. Просто стоял неподвижно и что-то бормотал себе под нос. Хатч с Люком дрожали рядом, еще не оправившись от собственного потрясения, и жались друг к другу.

Взъерошенные, с дикими глазами, они проследили за взглядом Дома, пытаясь понять, что увидел он среди темных деревьев. Но там не было ничего кроме черного леса, сырой зелени и пробивавшихся из зарослей беловатых проблесков бересты.

Хатч заговорил первым, — Домжа, Домжа.

Тот, похоже, услышал Хатча, потому что, не поворачивая головы, сказал, — Оно подвесит нас там, на деревьях.

Может быть, Дом просто еще не оправился ото сна, но какое-то время все молчали. Пока Люк не повернулся лицом к лачуге. — Нужно найти Фила.

15

Фила нашли в кладовке. Он был голый и стоял, сгорбившись, в углу грязного тесного помещения. Его грузное, почти светившееся в темноте тело съежилось при их появлении в дверном проеме. Его глаза были прикованы к чему-то невидимому, находившемуся у них за спиной и в то же время чуть выше. Но выражение его лица было таким напряженным, что никто из них не устоял перед соблазном обернуться и посмотреть туда, куда смотрел их друг. Руки у Фила были вскинуты вверх. Но было в этом жесте что-то неуверенное. Возможно, он поднял их, чтобы отогнать что-то прочь, но опорные мышцы ослабли, когда он осознал собственную беспомощность.

— Фил, дружище, пойдем. Все будет хорошо. — Хатч, успевший уже оправился от собственного потрясения, подошел к Филу. Медленно, осторожно, но уверенно.

Губы у Фила дрожали, как у напуганного ребенка. Он что-то бубнил себе под нос, так что слов было не разобрать. Когда Хатч коснулся пальцев его руки, Фил заскулил и уронил голову на грудь.

— Все хорошо, дружище, — Хатч взял его за руку и осторожно вывел его из флигеля. От Фила пахло застоявшейся мочой и сырым деревом.

Дом накинул на него куртку, и Хатч вывел из лачуги под тусклый свет раннего утра.