Ритуал последней брачной ночи

Но ничего хорошего из этого не вышло: детали не только не приблизились, но и странным образом расплылись (эх, Варвара, Варвара! Меньше нужно дешевых фильмов смотреть!).

Алла Кедрина была сфотографирована с достаточно близкого расстояния, так что в снимок влезла только часть какого-то книжного шкафа. Да окно позади покойницы. В его темном провале виднелись четыре светящиеся буквы: одна под другой. Буквы были не в фокусе, но вполне читабельны: «П О Г Р». Очевидно, это была часть какой-то вывески на доме. Но что могли означать эти буквы: «погром»? «погремушка»? «пограничник»?.. «по гроб жизни не забуду эту хреновую историю»?..

Но, даже не дойдя до конца воображаемого списка, я воспрянула духом. Во-первых, теперь я знала, что родина этих четырех букв — Кронштадт. А Кронштадт — слишком небольшой городок, чтобы не найти в нем одну-единственную вывеску. А потом прикинуть — хотя бы приблизительно — дом напротив. В этом доме напротив обязательно должны знать Аллу Кодрину. Хоть кто-то, но должен.

Я откинулась на стуле: решено. Сегодня же, после встречи с Акопом в «Севане», я отправлюсь в Кронштадт. И найду эту чертову вывеску. И найду дом, в котором, в окружении мартовских теней, была сфотографирована Алла…

Отлично.

Мне будет чем заняться, потому что вторым номером в программе числится квитанция из антикварного салона «Бирюза» с господином Шамне под руку. Его тоже не мешает припереть к стене, гимназиста очкастого!..

…Именно с такими мыслями я приехала в «Севан» в половине второго дня.

Акоп, ничуть не удивившийся моему появлению, молча встал из-за стола, собрал нарды и ухватил меня за руку.

— Едем, — бросил он сквозь плотно сжатые губы.

— Куда?

— На встречу. Здесь недалеко есть сауна…

— Предлагаешь потереть мне спинку?

— Я бы с удовольствием, — хмыкнул Акоп, выразительно глядя на меня. — Но думаю, что спинку тереть не придется…

— Холку будут намыливать?

— Увидишь…

* * *

…Сауна тоже была армянской и тоже оглашалась неистовым «Танцем с саблями». В скромном закутке перед дубовой дверью я была передана с рук на руки толстому курчавому банщику. Банщик не сказал мне ни слова, а ограничился лишь вручением пакета с резиновыми шлепанцами и махровым полотенцем. А затем приоткрыл дверь и втолкнул меня в клубы пара.

Я ощупью пробралась в комнатушку, заставленную диваном, двумя кожаными креслами и низким столиком, на котором стояла бутылка коньяка и блюдо с виноградом.

Шардонне.

Ну, конечно же, шардонне, любимый сорт Монтесумы-Чоколатль.

— Монти! — крикнула я. — Монти, ты где?!

В ответ раздался тихий плеск воды: очевидно, Монтесума нежилась в бассейне. Я быстренько разделась, натянула на ноги шлепанцы и двинулась на плеск. И сразу же увидела по-змеиному изящную голову Монтесумы, покачивающуюся на поверхности.

Монти помахала мне рукой: прыгай!

Разбежавшись, я прыгнула в бассейн и оказалась рядом с отчаянно-прекрасной и прекрасно-отчаянной Монти. Монтесума ухватилась за мой коротко стриженный череп и макнула его в воду.

— Жива и на свободе? — поприветствовала меня она. — Здорово!

— Относительно жива… Спасибо за деньги… Я отработаю… Как только кончится весь этот кошмар…

— Не валяй дурака. Ты ничего мне не должна. Ничего…

Разговаривать с Монтесумой на темы финансов было бесполезно. Во всяком случае — сейчас. И я переключилась на Лемешонка:

— А как ты? Как твой фээсбэшный «хвост»?

— Отрубила, — коротко бросила она.

— Интересно, каким образом?

— Пожаловалась кое-кому на не в меру ретивых работников органов. Его вызвали на ковер, вот я и улизнула… Подонок! Дрянь! Гиена! Членоподобное чертово! Вешать надо таких подлецов за бейцалы!

Даже для мужененавистницы Монтесумы это было чересчур круто. Но она и не думала останавливаться: после поношения несчастного Лемешонка на ненормативном русском она перешла на ненормативный эстонский, потом на ненормативный армянский и закончила тираду словом «наглая спецзадница» на ненормативном шведском.

— Ты меня только за этим вызвала? — Я терпеливо дождалась конца извержения вулкана по имени Каринэ Суреновна Арзуманян.

— Не только… Пошли погреемся. Все тебе расскажу. Мы вылезли из бассейна и направились в сауну. Монтесума растянулась на полотенце и повернула голову в мою сторону.

— Тебе привет от Кайе, — сказала она.

— Ей тоже привет. Передай, что я достала автограф Чарской…

— О господи! — Монти закатила глаза.

— Вручу его при первой же возможности…

— Она тоже для тебя кое-что достала… Вернее, для нас для всех. В Питер заявился венский адвокат Киви. Его поверенный в делах.

Я тотчас же вспомнила, что Кайе уже упоминала о венском адвокате. И о том, что у Олева Киви было оформлено единственное завещание — на покойную жену Аллу Кодрину.

— Ну, и?

— Вот здесь-то и начинается самое интересное, — Монтесума вытерла пот под носом. — Олев Киви благополучно загнулся. Его жена загнулась еще раньше. Но завещание-то он не переписал! Ни на кого! Целый год неизвестно чем занимался, а когда гигнулся, знаешь, кто оказался единственными наследниками?

— Кто?