Мне хотелось бы привести другую ситуацию, в которой индивид может относиться к своей вовлеченности иначе, чем ожидают от него другие. При поддразнивании младшего старшим или при прерывании работника работодателем потеря самообладания подчиненным может приниматься старшим по положению как ожидаемый и подобающий элемент паттерна вовлеченности. В такие моменты подчиненный может чувствовать, что хотел бы быть спонтанно вовлечен в беседу, но слишком паникует, чтобы так поступить, а старший по положению может ощущать для себя подходящим фокусом внимания, который он может с комфортом удерживать, — не сам разговор, а более широкую ситуацию, создаваемую юмористическим положением подчиненного, сражающегося со своей паникой в разговоре[94]
. Действительно, если подчиненный в этих случаях демонстрирует самообладание, вышестоящий может чувствовать себя оскорбленным и смущенным. Аналогично, бывают случаи, когда мы чувствуем, что индивид должен из уважения к сложностям, в которых он находится, быть озабочен и сверхвовлечен. Такая неадекватная сверхвовлеченность может в некоторой степени нарушать взаимодействие, но идеальное самообладание индивида может настолько шокировать присутствующих, что нарушит взаимодействие еще сильнее. Таким образом, хотя иногда индивида и впрямь будут считать героем взаимодействия, если он сохраняет вовлеченность в разговор в трудных ситуациях, однако в других случаях такая лояльность будет считаться безрассудством.Неодинаковые обязанности в отношении одного и того же разговорного взаимодействия лучше всего видны в крупномасштабных взаимодействиях, таких как публичные выступления, где мы, скорее всего, обнаружим специализацию и сегрегацию ролей вовлеченности, с разделением на полноценных участников (от которых ожидается, что они будут говорить или слушать) и неучаствующих специалистов (чья работа — ненавязчиво передвигаться вокруг и следить за механизмом ситуации). Примерами таких не-участников являются прислуга, швейцары, билетеры, стенографисты и техники. Особое положение этих должностных лиц во взаимодействии обусловливает их специфические права и обязанности; они открыто приняты ими, и эти люди и впрямь вызвали бы неловкость, если бы прямо включались в содержание разговора. Они демонстрируют уважение к ситуации, относясь к ней как к побочной вовлеченности.
Сами участники крупномасштабного взаимодействия могут допускать вольности в отношении взаимодействия, непозволительные в беседе двух-трех человек, быть может, потому, что чем больше участников, поддерживающих процесс, тем меньше ситуация зависит от каждого отдельного участника. В любом случае, мы часто обнаруживаем в крупномасштабном взаимодействии, что нескольким участникам позволительно в какой-то момент обмениваться жестами и побочными репликами, при условии, что они будут так модулировать свой голос и манеры, чтобы показать свое уважение к официальной процедуре. На самом деле, на какое-то время участник может даже покинуть комнату и сделать это так, чтобы создать впечатление, что основной фокус его внимания все еще удерживается разговором, даже если его тело уже отсутствует. В таких случаях основная вовлеченность и побочная вовлеченность могут становиться фикциями, поддерживаемыми формально, в то время как реально поддерживаются другие паттерны вовлеченности.
2.
3.