Во-вторых, находится человек в присутствии других людей или нет, любая задача, которую он выполняет, предполагает необходимость свободного умелого использования человеческих способностей — разума, конечностей, особенно мелкой мускулатуры. Часто контроль над ними должен приобретаться и поддерживаться в очень специфических обстоятельствах: любая временная утрата контроля, вызванная беспокойством за ситуацию, сама по себе дает основание для еще большего стеснения и, следовательно, дальнейшей неловкости и т. д. до тех пор, пока человек не смутится настолько, что будет неспособен справиться с задачей. Хорошим примером служат шпагоглотатели. Прикосновение и температура лезвия заставляют неопытных давиться, что, естественно, делает задачу невыполнимой. Как только эта реакция успешно подавляется, обучающийся обнаруживает, что шпага заставляет его горло туго смыкаться. Требуются дальнейшие тренировки, прежде чем эти мышцы расслабятся и шпага сможет проходить без прикосновений. Чем больше шпага касается стенок глотки, тем более вероятен непроизвольный спазм, который, конечно, будет увеличивать количество прикосновений[214]. (Соответственно, чем спокойней шпагоглотатель, тем меньше будет прикосновений и тем менее сжатым будет горло и т. д.) В соответствии с высказанным ранее предположением, подобное затруднение случается в условиях ограниченного времени. Неловкость может приводить к пустой потере времени, что напрягает ситуацию, а это, в свою очередь, создает еще больше оснований для замешательства.
Вследствие того что люди во всех обществах должны вести большинство своих дел в социальных ситуациях, мы должны ожидать, что способность поддерживать социальные события в сложных обстоятельствах встретит повсеместное одобрение. Аналогичным образом, так как во всех обществах и социальных слоях люди должны выполнять задачи, везде будут заботиться о требующемся для этого самообладании.
Я выделил несколько оснований сильного характера: храбрость, выдержка, честность, самообладание. Должно быть очевидным, что они могут совмещаться, украшая этим моральную жизнь сообщества. Радист, который вежливо отказывается покинуть тонущее судно, хладнокровно занимаясь починкой передатчика, и идет ко дну, уверенно управляет собой, несмотря на боль в обожженных руках, — он соединяет в своем подвиге почти все, о чем общество может просить кого-либо. Он передает важное сообщение, даже если его SOS не будет принят.
Теперь я хотел бы вернуться к предположению, что, хотя черты характера обычно ярче проявляются в судьбоносные моменты, они также обнаруживаются в периоды, судьбоносные чисто субъективно, когда судьба, которая уже детерминирована, раскрывается и выявляется. Порождаемые в эти моменты чувства требуют самоконтроля, ими необходимо хорошо управлять. И конечно, это владение собой будет иметь особое значение в непосредственном присутствии других, так как поддерживаемое ими надлежащее взаимодействие может оказаться в опасности из-за потери самообладания у обреченного.
Нет лучшего примера, чем качества, проявляемые тем, кому предстоит повешение, гильотинирование, расстрел или газовая камера. Казни происходят в условиях, где аудитория совершенно неустойчива, где, чтобы все шло гладко, от осужденного требуются физическое сотрудничество и физическая невозмутимость. В описаниях казней зафиксированы люди, которые боролись, извивались, брызгали слюной, вопили, падали в обморок и были несдержаны в моменты перед казнью, доказывая тем самым отсутствие характера:
Жители Йорка были свидетелями другого неприятного повешения: Джозеф Терри дрался, кричал и кусался, когда палач пытался накинуть петлю ему на шею. Шесть человек поднялись на эшафот, чтобы удержать его, и в конце концов веревку перетащили ему через голову, но в новой схватке упал колпак. В этот момент рухнула платформа. Терри прыгнул и ухитрился поставить ногу на край эшафота, схватившись руками за один из столбов виселицы. Здесь ему удалось минуту справляться с объединенными усилиями палача и его помощников, прежде чем они стащили его. Он умер с лицом, искаженным неприкрытой гримасой страха[215].