Молитва проходила своим чередом, вселяя в души молящихся спокойствие и вдохновение.
- Здорово, дядя Кирюша. Как житуха? – весело окликнул Васька старого морского волка, Кирилла Матвеевича Приходько – одесскую портовую знаменитость. Кто не знал этого кряжистого крепкого старика в выцветшей тельняшке, в видавших лучшие времена, широченных суконных флотских брюках клёш и новенькой капитанской фуражке. Эта фуражка с позолоченным крабом, белоснежным верхом и плетеным золоченым жгутом над козырьком никак не подходила к его стираной перестиранной тельняшке и потертым во многих местах штанам. Фуражка была его гордостью и предметом постоянных насмешек. Почти всю свою небольшую пенсию за сорокалетнюю службу на флоте он тратил на новые капитанские фуражки, их он менял каждые полгода - год.
- Привет, капитан, - кричала ему без злобы и издёвки шпана. Уважали старого моряка. Рассказывал он были и небылицы о своих морских походах, о русалках и сиренах, о морских чёртях и пиратах. Рассказов этих у него было множество и рассказывал он их каждый раз с другими подробностями, но было очень интересно слушать. Рассказывал он при всяком удобном случае. Рассказчиком он был отменным.
- Ну, что, дядя Кирюша, кирнём[1]
, - сказал Прыщ, доставая из кармана бутылку мутного самогона, дешевое и доступное питьё простого люда.- Давай дерболызним по маленькой, - бодро ответил старик. Выпить он любил и выпить он умел. Редко его видели пьяным, а весёлым балагуром был всегда, даже
без выпивки, а уж когда выпьет, то и не остановишь.
- Зачем, по маленькой, давай по стакану, - залихватски ответил Васька, делая ударение на «у».
- По стакану, так по стакану. Давай стаканы.
- А стаканов-то нет, - виновато ответил Васька. Он сроду из стакана не пил. Бывали, конечно, случаи, чтобы из стакана, но так, вообще, пили из горлышка, - давай из горла.
- Из горла, так из горла, - махнув рукой, согласился Кирилл Матвеевич, - интеллигентнее было бы из бокалов или, в крайнем случае, из стаканов, но на нет и суда нет. И так сойдет,- предвкушая выпивку на дармовщину, потирая руки, согласился старик. Он взял из рук Васьки бутылку, выдернул из горлышка качан от пшёнки[2]
и припал к горлышку, безостановочно булькая, впуская горячительную жидкость внутрь.- Эй, дед, захлебнешься, хватит жлёкать[3]
, - не выдержал хозяин бутылки, боясь, что ему не достанется быстро убывающая из бутылки жидкость.- Ты шо? Я три раза тонул и не захлебнулся. У меня много братишек покоятся в царствии Нептуна. Если и попаду туда, то скучно не будет, - а ты – захлебнешься, - но все же перестал пить, с сожалением посмотрел на бутылку, в которой ещё оставалось почти половина влаги и отдал её благодетелю. – На, пей. Мне не жалко.
Старик вытер рукавом седые усы и с удовольствием крякнул. Васька допил остаток, посмотрел на пустую бутылку, убедился что она пуста, и выбросил её через плечо, не оборачиваясь. Бутылка с грохотом полетела вниз с обрыва к морю, разбиваясь о камни.
- Ну, что дядя Кирюша, хороша житуха?
- Да, житуха – приятная вещь, лучше покоя на морской глубинке.
- Дядя Кирюша, ты вот так всю жизнь только и плавал по морям – окиянам?
- Не, ты шо. Я и на суше иногда мог прошвырнуться. И девочки были и хата своя была, но всё быльем поросло.
- Вот ты столько много случаев интересных знаешь про море, а в катакомбах бывал, в одесских, например,- осторожно спросил Васька-Прыщ. Боялся, что его повышенный интерес к катакомбам вызовет ненужные вопросы, а сдержать тайну ему будет очень трудно.
- А ты видел когда-нибудь молодого одесского босяка, чтобы не лазил по катакомбам?
- Вот я случайно попал в катакомбу, а там темно, сыро, страшно! – с ужасом в голосе стал рассказывать Васька.
- Так ты не одессит, а так - шмакодявка одна, - брезгливо бросил бывалый моряк. – Страшно?! Попал бы ты в шторм, когда небо падает в море, а море летает на небо. Вот страх, а ты - темно, сыро. Думаешь, что под землей светло. Катакомбы и должны быть темными.
Да, там работали люди. Кто сделал катакомбы? Говорят умные люди, что катакомбы те были аж за 3 миллионов лет – карстовыми пещерами назывались. Понимаешь, как давно! А теперь, ну, лет сто тому, камень брали под землёй и Одессу строили. Напилят пятерик, пильный известняк - называли, поднимут наверх и строят тут же дом. Вот и идут катакомбы по улицам Одессы на пару-тройку тысяч вёрст.
Видел, как провалилась мостовая в Малом переулке. Катакомбы там подходят к самой мостовой. Не хотели работнички глубоко лезть под землю, чтоб легче поднимать камень. И проваливается Одесса, - с сожалением закончил длинный рассказ Кирилл Матвеевич.
Васька дурной-дурной, но главное уловил, что катакомбы идут по улицам города, а улицы он знал хорошо, с закрытыми глазами мог пройти по любым городским улицам и переулкам Одессы.