Ритуальное убийство на Ланжероновской, 26

    - Эй, пацан, закрой дверь с той стороны, - крикнул Фройка, повернувшись в сторону входной двери. В зале стоял шум перед выпуском газеты. Каждый номер «Одесского листка», как и любой другой газеты во всем мире, выходил с припадками и истериками Редактора. Все кричали, бегали, мешая друг другу, но каким-то чудом газета выходила своевременно. Столик Эфраима Брука стоял ближе всех ко входной двери. Место самое  неудобное, но  что  делать, если  он  всего-навсего простой репортёр отдела происшествий и больше, чем двадцать строк ему в номере не давали.

    - Я кому сказал, закрой дверь, - перекрывая гул, закричал, направляясь к двери, Фройка.

    - Дяденька, а где тут этот…продукт…продуктор, что ли? – запинаясь произнес пацан, не собираясь уходить.

    - Может, Редактор?

    - Да, Редактор, - улыбнулся мальчик, вспомнив о чём его попросил дядька на улице. Это тяжёлое непонятное слово, мальчик всё время повторял про себя, пока шёл от угла Екатерининской и Ланжероновской до дверей Редакции газеты «Одесский  листок», но как только его спросили, он тут же забыл это слово.

 - Да, Редактор, - с радостью повторил он.

 - Зачем тебе Редактор? – спросил более спокойно Фройка.

 - Там дядька стоит на углу. Просил сказать этому… как его зовут, опять забыл, - смущаясь проговорил пацан.                                                                                                 

 - Ну, Редактор.

 - Что пропал мальчик, - быстро выпалил визитёр и собирался убежать, но не тут-то было. Фройка крепко схватил мальчика за тонкую костлявую руку.

 - Какой мальчик, как пропал, где живёт? – не останавливаясь, сыпал вопросами Фройка.

    Пацан испуганно смотрел по сторонам, извиваясь и вырываясь из цепкого плена. 

 - Ничего не знаю. Дяденька попросил. Дал мне пятак и сказал, чтобы я пошёл к вам и всё это передал, - с мольбой в голосе заговорил мальчуган, надеясь, что его отпустят.

 - Этот дяденька, как ты говоришь, ещё стоит там на углу? - уже спокойнее спросил Фройка, почуяв добычу. Готовое происшествие. Может получиться хороший материал. Бомба для газеты.

 - Не-е. Он сказал, что бежит искать пропавшего сына или брата. Я уже не помню.

 - А где жил пропавший мальчик ты знаешь? – переходя на ласковый тон, обратился репортер к пацану.

 - Он показал. В конце Ланжероновской, напротив белошвейной, почти на углу Гаванной.                                                                              

    Фройка отпустил пацана. Тот мгновенно исчез, а он бегом направился к Редактору. Пулей влетел в застеклённую будку - святая-святых редакции.

 - Господин Навроцкий,  задержите номер на десять минут. И будет пуля, - выпалил Фройка.

 - Скорее провалится Оперный театр, который ты видишь в это окно, чем я задержу газету. Такого за сорок лет ещё ни разу не было. Я тебе не какой-нибудь там Абрам Финкель со своей «Одесской почтой». Я – Навроцкий!  Это наше лицо, - торжественно произнес хозяин, указывая молодому репортеру перстом на дверь.

 - Никто в Одессе этого ещё не знает. Исчез мальчик. Здесь рядом, на Ланжероновской. Я туда и обратно. Василий Ва-сильевич, только десять минут, - умоляюще просил Фройка.

 - Пять минут. Одна нога тут - другая там, - отрезал Редактор.                           

    В одно мгновение Эфраим  был на месте происшествия, благо это было рядом, всего один квартал. Он добежал до Екатерининской и уже оттуда увидел толпу, собирающуюся возле дома номер 26 по Ланжероновской. Пока он добежал  к этому месту, за  каких-то две-три  минуты, народ  уже запрудил всю проезжую часть улицы, толпился на тротуарах, разглядывая, что творится возле ворот дома. А там стояла высокая, крепкая, моложавая женщина и во весь голос кричала:                                                                                                       - Где мой ребёнок, где мой Варфоломей?                                   

    Антонина причитала, громко рыдая и взывая о помощи. Как она будет жить дальше без её Вафы. В полном неведении, охваченная самыми жуткими предположениями.

    Толпа нарастала. Люди подходили и всем было интересно узнать, что же происходит на самом деле. Но ничего не происходило. Женщина покричала, покричала и ушла, растаяв в темноте подъезда. А толпа все стояла и вглядывалась в прикрытые железные ворота дома. К толпе подошла старуха и, тронув за плечо молодого мужчину, спросила, что там происходит.

 - А ничего не происходит, мамаша, - ответил тот.

 - Я тоже хочу посмотреть на - что ничего не происходит, - с негодование бросила старуха и, крепко работая, не по годам, локтями, стала пробираться через плотно прижатые тела к воротам.

    Молодой парень с интересом наблюдал за действиями старухи. Когда она пробралась почти к самым воротам, продираясь сквозь толпу, выдёргивая застревающую между телами кошёлку и увидела, что действительно ничего не происходит, спокойно повернулась и пошла в сторону Гаванной улицы, повторяя громко: - И таки да, ничего не происходит.                                                                    

 Через десять минут репортёр диктовал сразу в набор: