Ритуальные грехи

— Я в Братстве Бытия с восемнадцати лет. И знаю всех, кто здесь когда-либо находился. Тех, что живут здесь сейчас и тех, кто покинул эти места по собственной воле. А также людей, внезапно исчезнувших без следа.

— А их было много?

— Тех, что исчезли? Немного. Все они были неверующими и хотели навредить Люку. С тобой может случиться то же самое.

— Этого не случится, — твердо сказала Рэйчел. — Если ты мне поможешь.

Нежный овал лица и слегка рассеянный взгляд придавали Бобби Рэю удивительно юный вид.

— Не знаю, смогу ли, — неуверенно сказал он.

— Ты сказал, что написал мне письмо. А в нем говорилось, что мою мать убили, что у нее никогда не было рака и она знала, что ее ждет! — голос Рэйчел сорвался на крик, но она не могла больше сдерживаться. — Ты писал, что расскажешь мне правду!

— Не знаю, — сказал Бобби Рэй. — Я уже ни в чем не уверен. Меня пичкают лекарствами, которые сбивают с толку, мешают сосредоточиться.

Он смотрел на нее каким-то странным взглядом — мутным и в то же время необычайно цепким.

— Послушай, я любил Стеллу. Она была мне как мать. Свою я потерял в раннем детстве, а Стелла была ко мне очень внимательна. Ее руки несли в себе столько ласки…

Рэйчел смотрела на него в замешательстве. Бобби Рэй был старше некоторых юнцов, с которыми спала Стелла. К тому же, ее мать была совершенно лишена материнских инстинктов. Однако молодой человек выглядел таким печальным, таким потерянным, что у Рэйчел не хватило духу поделиться с ним своими сомнениями.

— Мне жаль, что так случилось с твоей матерью, — мягко сказала она.

Лицо Бобби Рэя приняло замкнутое выражение.

— Мне нужно идти. Скоро вернется Люк. Мне он доверяет, а тебе — нет.

С этими словами он повернулся и пошел к двери.

— Но ведь нам нужно поговорить! — возразила она. — Приходи позже ко мне в комнату и мы сможем…

Он покачал головой.

— Только не у тебя в комнате, там опасно. Он будет наблюдать за нами. И подслушивать.

— Каким образом? — резко спросила она.

— Люк знает обо всем на свете.

— Но ведь он не Господь Бог. Он обычный человек.

Бобби Рэй снисходительно покачал головой.

— Не нужно его недооценивать. Он не такой, как другие.

— Уж это точно, — буркнула Рэйчел.

— Не знаю, как тебе помочь. Сейчас я стал туго соображать. Стелла сказала, что не больна, и я ей поверил. Она говорила, что сомневается, что здесь вообще есть больные люди, что ее хотят убить из-за денег. Она хотела, чтобы я связался с тобой до того, как случится неизбежное. А я не успел.

— Она хотела, чтобы я узнала правду? Чтобы я ей помогла? — в голосе Рэйчел прозвучала такая страстная тоска, что она тут же себя возненавидела.

Бобби Рэй кивнул.

— Она сказала, что лишь ты в силах ей помочь.

— А я не смогла. Я опоздала.

Бобби Рэй покачал головой.

— Сейчас уже поздно что-либо сделать. Уезжай отсюда. Люк обладает слишком большой силой и властью. Он сотрет тебя в порошок. Уезжай, пока можешь.

— Но…

Он исчез до того, как она закончила фразу. До того, как она сказала, что не может сдаться, оставить все, как есть, не может забыть о том, что ее мать, возможно, убили.

Конечно, могло случиться так, что все это было лишь выдумкой Стеллы. Ее мать обожала быть в центре событий, и смерть от рака груди могла показаться ей слишком обыденной. Она была способна изобразить происходящее как некий вселенский заговор, только чтобы получить больше внимания к своей особе. С этой целью она могла вовлечь в свой вымысел всех, кого только могла — Бобби Рэя, Рэйчел и других легковерных дураков.

Ей никогда не узнать правды. Вскрытия никто не делал, останки кремировали, и прах развеяли в пустыне Нью-Мексико. Все, что осталось от Стеллы, давным-давно смыл кислотный дождь.

Рэйчел уселась перед очагом и уставилась в его мерцающие ярко-желтые глубины. Всю жизнь, сколько Рэйчел себя помнила, она была невольным свидетелем спектаклей, которые любила разыгрывать ее мать. С детских лет ей твердили, чтобы она вела себя смирно, была послушной, ни во что не вмешивалась, никому не мешала. В детстве Рэйчел видела Стеллу лишь изредка, и, став взрослой, часто задавала себе вопрос — считать это благословением или проклятием. Воспитатели, которых нанимала для дочери Стелла, обладали высокой квалификацией и относились к своим обязанностям с большой ответственностью. Однако они не смогли дать девочке самого главного — любви. И Рэйчел росла нескладным, бледным ребенком, колючим, как ежик, обозленным на весь мир. В детстве она читала запоем: книги были ее отрадой, они заменяли ей папу с мамой, друзей. С ранних лет она привыкла отождествлять себя с Мэри Леннокс из книги Фрэнсис Бернетт «Таинственный сад». Жизнь маленькой героини романа — тощей, хмурой, никем не любимой сиротки чудесным образом изменили волшебный сад и любовь.

Но в жизни Рэйчел Коннери не было никаких таинственных садов. Лишь дрожащие от нетерпения руки ее третьего по счету отчима.