— Брокльбанк, — вскричал я, — да я же видел ваше творение! В пивной «Охотничий пес» на стене висит копия с него. Какого дьявола там у вас целая куча молодых офицеров изображает скорбь и вечную преданность, стоя на коленях вокруг лорда Нельсона, — в разгар-то боя?!
Винная дорожка снова пробежала у него по подбородку.
— Прошу не путать искусство с правдой жизни, сэр.
— По мне, это сущая нелепица, сэр.
— А вот шла, представьте, нарасхват, мистер Тальбот. Не скрою от вас: если бы не стойкий успех этого произведения, сидеть бы мне по уши в долгах. И по самым скромным меркам, оно позволило мне предпринять этот далекий вояж к берегам… словом, куда мы там все плывем, запамятовал, как называется. Ну, вообразите, сэр, лорд Нельсон отдал Богу душу где-то в недрах вонючего трюма, так, по-моему, было дело, и видел это только один судовой фонарь. Кто же, спрашивается, возьмется писать такую картину?
— Рембрандт, я думаю.
— Ну, да. Рембрандт. Что ж, пожалуй. Но вы хотя бы заметили, мистер Тальбот, как мастерски я использовал дым?
— Боюсь, я не совсем вас понимаю, сэр.
— Дым — вот где собака зарыта. Видели, сколько было дыма, когда Саммерс разрядил мой мушкетон? Один залп бортовой батареи — и картина с равным успехом может быть названа «Лондон в тумане». Поэтому настоящий мастер своего дела всенепременно должен эту дымовую завесу раздвинуть, дабы она не заслоняла… не заслоняла…
— Как фокусник в балагане.
— Не заслоняла…
— Не мешала бы видеть некий поворотный момент баталии.
— Не заслоняла… Капитан, вы совсем не пьете!
Капитан вновь приподнял свой бокал и в злобном бессилии обвел взглядом троих примолкших гостей. Но Брокльбанк, упершись в стол локтями и ухватив мозговую косточку, предназначавшуюся Саммерсу, продолжал разглагольствовать:
— Вот я и говорю, коли взяться за дело с умом, так дым может оч-чень даже пригодиться в нашем деле. Положим, приходит к вам капитан, которому выпала удача попасть в переделку и притом уцелеть. И вот он ко мне является — да после моей литографии они шли ко мне один за другим. Положим, он вместе с еще одним фрегатом и шлюпом… повстречал французов и между ними завязался бой… пардон! Слыхали эпитафию? Тот мудро поступает, кто ветер выпускает; я ж свой из скромности держал — и вот каков, увы, финал. Теперь вообразите, что бы получилось… не зря мой добрый друг Фьюзели,[44]
да вы его знаете, «Ахилловы доспехи», все такое… вот. Вообразите!Теряя терпение, я осушил свой бокал и обратился к капитану:
— Сдается мне, сэр, мистеру Брокльбанку…
Бесполезно! Ни на кого не обращая внимания, разговорчивый живописец вновь принялся за свое.
— Вообразите — кто платит? Если бы платили
— Мистер Брокльбанк, — не выдержал капитан, — мистер Брокльбанк…
— Назовите мне хотя бы одного-единственного капитана, который вышел победителем и был за это отмечен боевым орденом. Есть такой?
— Нет! — буркнул, уткнув подбородок в воротник, Олдмедоу. — Нет таких.
Мистер Брокльбанк метнул на него свирепый взгляд.
— Вы изволите сомневаться в моих словах, сэр? Да или нет? Если да, сэр…
— Я, сэр? Боже правый, ни в коем случае, сэр.
— И каждый ведь как говорит? «Брокльбанк, — говорит, — мне-то самому ей-ей плевать, как ты меня там изобразишь, да вот моей матушке, моей женушке да пятнадцати моим дочуркам вынь да положь, чтоб мой корабль был в самом пекле, ну что ты будешь с ними делать?» Понимаете, к чему клонит? Ну, так. Мне оставляет газетный листок, где вся эта баталия расписана до мельчайших подробностей, а сам герой удаляется, пребывая в счастливом заблуждении, будто он-то доподлинно знает, как выглядит морское сражение.
Капитан поднял свой бокал и на сей раз осушил его залпом. Голос, коим он обратился к Брокльбанку, был таков, что, окажись тут мистер Тейлор, его б от страха сдуло на другой конец судна, а то и вовсе за борт.
— Лично я, сэр, полностью на его стороне!
Мистер Брокльбанк, желая показать, что его на мякине не проведешь, сделал попытку глубокомысленно потереть переносицу, но промахнулся.
— Вы заблуждаетесь, сэр. Если бы я мог полагаться на жизненную достоверность — так нет. Посудите сами, ужели мой клиент, который заплатил мне задаток — иначе нельзя, сегодня он жив-здоров, а завтра голову сложил…
Саммерс встал.
— Меня ждут дела, сэр.
Капитан, быть может, впервые за время моего наблюдения проявил чувство юмора и громко рассмеялся.
— Вам крупно повезло, мистер Саммерс!
Брокльбанк по-прежнему ничего не замечал. Скажу более. Я почти уверен, что даже если бы мы все ушли и оставили его одного, он и тогда продолжал бы свой нескончаемый монолог.