Ритуалы плавания

Вновь я побывал на шкафуте. Наши леди и джентльмены, во всяком случае те, кто предпочел оставить свои каюты, собрались почти в полном составе на мостике, куда мне доступ закрыт. И хотя я всем издали кланялся, давая понять, что я исполнен желания сойтись с ними короче, но расстояние между нами было слишком велико и они меня не замечали. Все дело, конечно, в недостатке света и в расстоянии. Вряд ли тут другая причина. Корабль наш замер неподвижно, паруса повисли вертикально вниз, сморщенные, как стариковские щеки. Когда я перевел взгляд от странного скопления пассажиров на мостике — здесь, в этих широтах, посреди океана, все кажется странным — и повернулся лицом к передней части судна, я увидел опять-таки нечто странное и для меня новое. Матросы дружно натягивали какой-то тент (так мне сперва показалось) прямо перед полубаком — перед, само собой разумеется, если смотреть с того места, где стоял я, возле нижних ступеней лестницы, ведущей на мостик, — и поначалу я подумал, что это такой специальный навес для защиты от солнца. Однако солнце уже садится, а поскольку всю живность мы уже съели, загородки разобраны и притенять там уже нечего. К тому же материал, из которого сделан «навес», для этих целей чересчур тяжел. Он натянут над палубой на высоте фальшбортов, к которым его и подвесили, вернее, притянули посредством веревки. У моряков материал этот, если не ошибаюсь, называется брезент или смоленая парусина.

Написав сии слова, я снова надел мой парик и сюртук (больше никто меня здесь не увидит одетым не так, как подобает) и вернулся на шкафут. Из всех странностей, присущих этому месту где-то на краю света, самая странная — та перемена, которая случилась на корабле и которой я сам свидетель. Представь: кругом все тихо, и только время от времени тишину нарушают взрывы громкого смеха. Матросы, обнаруживая все признаки простодушной веселости, опускают за борт ведра, привязанные к веревкам, которые пропущены через лебедки, или, на нашем, здешнем, наречии, блоки. Они поднимают наверх ведра с морской водой — боюсь, весьма и весьма нечистой, поскольку мы уже несколько часов кряду не двигаемся с места, — и одно за другим опрокидывают их на натянутый тент, который под тяжестью воды посередине уже заметно провис. Очевидно, что помочь нашему продвижению к цели эти приготовления никак не могут. Мало того, кое-кто из матросов (и среди них, увы, мой Юный Герой), что называется, справил нужду прямо туда же, в это вместилище, ошибочно принятое мною за навес. И это на корабле, где океан под боком, тогда как на берегу, при всем несовершенстве нашей природы, мы довольствуемся приспособлениями куда более скромными. Зрелище это внушило мне столь сильное отвращение, что я пошел прочь в свою каюту, и тут со мной приключилось происшествие в высшей степени странное! Мне навстречу спешил Филлипс, но едва он раскрыл рот, чтобы что-то сказать, как откуда-то из затемненной части коридора послышался голос, который скомандовал ему, точнее, прикрикнул на него:

— Молчать, Филлипс, молчать, собака!

Филлипс от меня перевел взгляд в полумрак, и оттуда выступил не кто иной, как мистер Камбершам собственной персоной, — вышел и смерил слугу уничижительным взглядом. Филлипс тут же исчез, а Камбершам стоял и все глядел на меня. Мне он никогда не нравился, не нравится и сейчас. Он не лучше Андерсона, сдается мне, или будет таким, ежели дослужится до капитана! Я не мешкая прошел в свою каюту. Там я снял сюртук, парик, ленты и приготовился к молитве. Не успел я приступить, как в дверь мою робко постучали. Я открыл и снова увидел перед собой Филлипса.

— Мистер Колли, сэр, вы только не… — начал он было шепотом.

— Филлипс, ах ты, собака! А ну, марш вниз, не то шкуру спущу!

Я в изумлении посмотрел кругом. Это опять был Камбершам и с ним еще Деверель. Но если я и узнал их, то Камбершама только по голосу, а Девереля по особенной грации (этого у него не отнимешь), ибо они, как и я, оба были без шляп и сюртуков. Увидев меня — меня, обещавшего себе никогда более в таком виде не показываться, — они прыснули со смеху. Правда, смех их был какой-то истерический. Тогда я понял, что они в изрядном подпитии. Каждый что-то держал в руках, хотя от меня эти предметы они старательно прятали. Когда же я закрывал свою дверь, они проводили меня такими почтительными поклонами, что в искренность их я не мог поверить. Но ведь Деверель джентльмен! Не может же он вынашивать планы причинить мне зло!

Корабль как-то по-особому замер. Несколькими минутами раньше я слышал звук шагов — наши пассажиры, те, кто еще не успел присоединиться к остальным, двинулись по коридору, взобрались по лестнице и прошли у меня над головой. Да, сомневаться тут не приходится. Все населяющие этот конец судна собрались сейчас на мостике. Одному мне нет места среди них!