Наттель стояла перед сверкающим залом, в котором отражалась вся комната, полная свечей, дорогих тканей, резной мебели и всевозможных мыслимых и немыслимых цветов.
Костюм, который сшили для девушки королевские портные, ей очень шёл. Сидел, как влитой, словно вторая кожа.
Но в том, который Наттель хотела сшить себе сама, она бы чувствовала себя гораздо лучше, увереннее и свободнее.
Впрочем, молодая королева распорядилась, чтобы даже приглашённые гости были одеты в особые, поданные им наряды. Спорить с королевой Континента не решался никто.
Наттель стояла у дверей Зала Торжеств и ждала, когда её позовут.
Она вспоминала те дни, когда с удовольствием ходила с юной принцессой по саду, угощалась чудесными плодами с упругих веток, а иногда, когда очень везло – были и пирожные, стащенные её высочеством с королевской кухни.
Тогда, в детстве, всё было таким простым и понятным. Надо было лишь умело прятаться от взрослых. И вовремя убегать.
Но всё изменилось…
Наттель не ждала, что почти через восемь лет принцесса узнает её. Но, увидев неделю назад этот взгляд, в королевском саду, увидев эту величественную и гордую походку, полную гнева и ужаса… увидев всё это, Наттель обречённо вздохнула, и поняла, что её ждёт.
“Наттель! Белошвейка!” – услышала она голос распорядителя. Неужели пора? Неужели – всё?
Но торжественная музыка молчала, не оповещая, что входит новый увеселитель. Значит, просто разговоры, решила Наттель.
“…принц желает писать с неё портрет…”
“Не мудрено: она так красива, словно эльфийка в Древнем лесу…”
“Тсс-с-с-с! Тише вы!”
“…всё время о ней и твердит!”
“…хотят пригласить после танца…”
“…зачем её Величество ходили к тому учёному в год, когда…”
“…велели постелить красный ковёр зачем-то”
“Принц всегда увлекался живописью и астрологией”
“Скоро позовут! Как интере-е-сно!”
Пробасили медные трубы и церемониймейстер огласил её имя, словно Наттель была новым, поистине экзотическим блюдом.
Посреди Зала был разложен яркий, словно рубиновый, ковёр. Его цвет затмевал даже алые губы королевы на Высочайшем троне. Затмевал румянец принца. Затмевал ослепительный блеск драгоценных яхонтов, похожих на огромные вишни, вставленные в королевскую корону.
Краски, цвета, голоса, запахи… всё смещалось в один крутящийся круг, подобный гигантской карусели. Всё звенело, вертелось и плыло перед глазами. Но Наттель сделал шаг вперёд. К трону. Ещё шаг. К королевской чете.
Реверанс. Улыбка принца. Сердце колотится бешено, словно хочет проломить рёбра.
Робкая улыбка. Перед глазами плывёт мир, но уже не так сильно.
Танец!
Это будет самый прекрасный и искренний танец “босоножки” – туфли всегда мешали ей чувствовать ритм.
Она вспорхнула на постланный специально для неё ковёр и начала кружиться. Медленно. Быстрее. Ещё быстрее. Словно ветер поднял её и понёс, лаская и поддерживая в немом вихре танца.
Она кружилась и порхала. Взмывала вверх и падала подраненной птицей. Взлетала, как пушинка, к самому потолку и опадала, изящно взмахивая тонкими кистями почти прозрачных эльфийских рук.
Наттель приближалась к центру ковра.
Вдруг острая боль пронзила её ступню. Вторую. Девушка вскрикнула, но скрипки вторили ей, и заглушили её голос.
Взглянув вниз, она заметила капельки крови на босых ногах. Почувствовала, как медленно, капля по капле, утекают из неё силы и жизнь. Ноги начали ощущать неестественный холод.
Она бросила пронзительный взгляд в сторону королевы Дайрады – на губах её блистала торжествующая улыбка. Значит, узнала тогда… Её величество даже пропустила восхищённый, пылающий взгляд Эрлада, который не сводил восторженного взгляда с чудесного танца белошвейки.
Обе королевских особы, не отвлекаясь, смотрели на танец. Последний танец “босоножки Наттель”.
Но каждый видел своё.
“Это будет мой танец для тех, кто когда-то ценил и восхищался им на полях, по дороге домой с пыльного рынка, для детей, которые всё ещё верят в эльфийский народ и несут тонконогих кукол в цветники…” – решила Наттель. – “Мой прощальный подарок для тех, кто всегда был рядом. Для тех, кто смеет мечтать!”
Она закружилась под яркую, трепещущую музыку, вкладывая в танец последние силы, последние светлые чувства, всю переполнявшую её любовь и счастье. Любовь к тем, кто подолгу могу любоваться звёздами.
Она хотела запомнить невероятный восторг и восхищение на лицах зрителей. Им будет о чём рассказывать у себя дома по вечерам!
Кровь со ступней слизывал толстый ворс красного ковра, искусно пропитанный ядом.
“Жаль, что они увидят это лишь один раз. Но и мне не удалось бы повторить лучше. Это будет мой прощальный подарок всем тем, кто любит мечтать и смотреть на звёзды!”
Острые крошки стекла слизали всю кожу, а ковёр поглотил без остатка багровые капли.
Яд беспрепятственно пропитал тонкие ножки плясуньи и, наконец, добрался до её сердца. В тот миг, когда она, завершив танец, обернулась с улыбкой к той, с кем когда-то делили пирожные в королевском Саду.
Падая на ковёр, она вдруг увидела, как придворные утирают слёзы шёлковыми платками со своих глаз.