Рюкзак рассказов

Он начал медленно снимать маску в вспотевшего лица. Сейчас свежий воздух омоет разгорячённые щёки. Резкая боль! Ч-чёрт! Наверняка впопыхах перепутал тюбики с клеем. И как можно было оставить столярный клей на столике для грима! Улыбнулся каламбуру. Потянул сильнее и с боков. Казалось, что вместо маски сдирает свою собственную кожу! Стоп!! Он никак не мог перепутать клей – ведь он сделал у маски загубник! По старинным образцам венецианских мастеров. Он весь вечер общался жестами и потягивал напитки через тонкую трубочку. Радовался своей придумке.

Но.. нет… этого быть не может! Ведь он говорил! Он сам удивлялся своему голосу, своей плавной речи, изысканным тонким шуткам. Он произвёл фурор своим чувством юмора в Золотом зале. Отчётливо помнил, как боялся, что всё это благодаря напиткам.

Но в тоже время… молчал. Молчал он сам, словно был собственной маской.

Говорят, что создать маску-говоруна под силу лишь единицам, мастерам, чьи имена передаются шёпотом. Однако, такие маски коварны: они не желают служить лицу владельца. Подобно Андерсеновской Тени, сами управляют теми, кому принадлежат. Тех же, кто сопротивляется, маска-говорун вбирает в себя. Постепенно, шаг за шагом. Слово за словом. Вот и исчез незадачливый владелец. От прежних владельцев могли лишь остаться часы, если те их, конечно, носили – маски не любят время. Но обожают зеркала: там отражаются их идеальные копии. Само совершенство.

Наследники, кто надевал такую маску, проверялись ею снова. Строптивых владельцев вновь поглощала она. Вбирала мгновенно и без остатка.

Он содрогнулся, вспоминая случаи из газет…

Совсем недавно кто-то увидел взаимосвязь. И стали надевать на тех, кто приговорён к казни. Но от переизбытка людской энергии такие маски покрывались трещинами, исторгая огонь из своих сияющих стразами глубин. И рассыпались в прах…

Так были постепенно утрачены все маски-говоруны.

Он похолодел. Он понял, что создал!

Но нельзя было оставлять эту маску другим. Нельзя допустить, чтобы из-за его творения кто-то погиб. Пока маска слаба, нужно, во что бы то ни стало, содрать её с лица! И ни в коем случае не смотреть в зеркала: они придают ей сил, устанавливают связь с другими “сородичами”…

…Он очнулся в больнице. Ощупал руками бинты: лицо все горело. Казалось, лица не было никогда. Только боль. Только кипящая жидким огнём боль под бинтами.

Вздохнул. Понял, что придётся новой, своей нарастающей кожей, ощущать холод, зной, пыль, дыхание ветра. Он выдохнул: теперь только его глаза будут запорошены колючим снегом или обласканы солнцем. Он знал, насколько чувствительным теперь будет лицо…

Зашла медсестра. Он притворился спящим.

–Как он? – густой баритон врача.

Странно. Было слышно что вошёл лишь один человек…

Шестиногий Димка (из найденного дневника)

Сквозь закрытые веки и тонкое одеяло сна назойливо процарапывался противный звук. Кто-то скрёб по стеклу чем-то острым.

– Марта! Брыс-сь! – зашипел я. – Брысь, кому говорю!

Рядом забубнил Антон:

– Что там такое? Дайте же, наконец, уснуть!

Звук повторился. Стал громче.

Мы дружно повернули головы. В оконном стекле виднелся растрёпанный рыжий вихор и прижатый нос Димки, сплюснутый о стекло, на манер поросячьего пятачка. Наш друг радостно замахал рукой и знаком попросил отворить окошко.

– Вы чё спите-то! И не знаете, – быстро зашипел он с подоконника, словно сердитый кот. При это лицо его было донельзя довольное, таинственное, будто он съел целую миску чужой сметаны.

Мы тоже пахли сметаной. Но радости нам это не доставляло: мы сильно перезагорали на озере, отчего и получили “сметанные процедуры”. Но нашего соседа по двору это не интересовало. Его вид был загадочен и неумолим.

– Вставайте, сони! Пойдём скорее к озеру!

– Я там уже был… – простонал в подушку Антон, – и обгорел! Больше всех вас… Отстаньте со своими секретами!

– Вот балда! – Димка мягко спрыгнул с подоконника и яркие ночные запахи терпким облаком влетели за ним. – Это первый дождь за полнолуние! Забыли? – Он говорил очень отрывисто, глаза горели яркими звёздами, дыхание было частым. – У вас слезшая кожа с собой? – тихо прошептал Димка, оглядываясь на полную луну.

Луна важно плыла среди худеньких длинных туч, будто начищенный до блеска медный великаньий щит, среди тонких стилетов-туч.