Нюрка пошла не сразу. Она еще не верила, что вот сейчас с нее снимут мерку и пошьют платье. Она опустила на колени шитье и ждала, чтоб еще позвали. И ее позвали. Открылась дверь, и показалась Клеопатра Христофоровна в очках, с наперстком на пальце и сантиметровой лентой на шее. Отыскала глазами Нюрку:
— Тебе что — особое приглашение надо?
— Иду! Иду, тетенька!
— Не «тетенька», а Клеопатра Христофоровна! — И кастелянша скрылась.
Нюрка подошла к двери, глубоко вздохнула, как перед прыжком в воду, и шагнула в «ту» комнату.
А там!..
Там можно было ослепнуть! Никогда в жизни Нюрка не видела столько и такой красивой ткани. Ткань лежала на подоконниках, на стульях, свисала с топчанов, грудилась волнами на столах.
Среди этого невообразимого богатства, как полновластная хозяйка, стояла сердитая Клеопатра Христофоровна. Но вот она улыбнулась, и лицо стало очень добрым.
— Ну, выбирай! — И женщина, как волшебница из сказки, обвела кругом рукою.
Нюрка ничего не могла сказать — у нее сперло дыхание. Потом выдавила:
— А… а что выбирать?
— Материал на платье выбирай!
С теплой улыбкой смотрела Клеопатра Христофоровна на растерявшуюся Нюрку. Видно, вспомнила, как ее, тоже такой вот девчонкой, привел в магазин отец.
Они с отцом ходили к генерал-губернатору, сдавали заказ — забродские сапоги для охоты. Толстый, плешивый старик с седыми бакенбардами долго пыхтел, пока надел сапоги, — живот мешал, — потопал, прошелся по сверкающему паркету, а потом похлопал отца по плечу:
— Молодец, Христофор. Мастер. Будто влил.
Отец низко поклонился:
— Старались, ваше превосходительство, в аккурат сделать.
— Ну-ну! Молодец! Молодец! Водку пьешь?
— А кто ж из сапожников не потребляет, ваше превосходительство? Потребляем-с.
Генерал сам открыл буфет и налил стакан водки. Смущенный добротой губернатора, отец одним духом осушил стакан, обтер рукавом губы и опять поклонился:
— Премного благодарны, ваше превосходительство.
Генерал щедро расплатился и целковый на чай дал.
Шел отец по улице и все головой крутил:
— Хороша водка-то генеральская! Ух, хороша!
Потом завел Клашу в магазин и сказал:
— Выбирай, дочка, на платье!
Вот так же, как и Нюрка, стояла она тогда, прижав к груди кулачки, и судорожно глотала слюну.
— Ну, ну! Иди, Нюра, выбирай! — и Клеопатра Христофоровна легонько подтолкнула девочку к окну.
А на окне… всякие-всякие материи на подоконнике лежали. И Нюрка думала: «Вот этот розовый в белую клеточку взять? Нет! Вон тот, голубой с черным горошком! Ой, нет! Желтый! Желтый с красным квадратиком».
— Хочешь вот такое платье? — и Клеопатра Христофоровна откуда-то из-под низа достала синий ситец с белыми ромашками.
Ну, конечно же, этот! Этот самый красивый! И Нюрка согласно кивнула головой.
— Ладно, — согласилась кастелянша. — А второе мы вот из этого красного сатина выгадаем. — Сняла с кровати и кинула на стол кусок огневой материи.
— Это… это тоже мне? — робко спросила Нюрка.
— Ну а кому ж, дурашка? Нравится?
Нюрка провела ладошкой по скользкой холодной ткани, потом, совсем не думаючи, кинулась кастелянше на шею и громко чмокнула в щеку:
— Ой, да расспасибочки ж вам!
— Ну, ну! — нахмурила брови Клеопатра Христофоровна, а сама отошла к окну и что-то долго поправляла очки.
Нюрка растерялась. «Батюшки! Рассердила! — думала она. — Теперь не даст она мне материи на платье».
Но Клеопатра Христофоровна не рассердилась. Она почему-то откашлялась, подошла к столу и спросила:
— Как шить будем, девчата?
— Тетя Клаша, — оторвалась от машинки Зина, белая-белая толстушка из девятого. — Давайте я ситцевое шить буду. «Татьянкой», а?
— Хорошо. А ты, Катя, бери сатиновое. Ровненькое. Под поясок. По вороту и манжетам белую беечку выпустим.
А Нюрка все еще стояла и ладошкой гладила сатин. Это ж ей «татьянку». Это ж ей ровненькое с беечкой. И хоть она не знала ни «татьянки», ни манжет, ни беечки, она понимала, что это что-то очень красивое.
— Теперь стой, Нюра. Ровненько стой. Мерку снимать буду.
Пока Клеопатра Христофоровна измеряла ширину плеч, объем груди, пояса, длину рукава, Нюрка была спокойна. Но когда кастелянша стала на колени и длину платья только до колен замерила, у Нюрки на глаза навернулись слезы.
— Дак… ведь… короткое ж… — прошептала она.
— А как же тебе? — снизу вверх посмотрела Клеопатра Христофоровна. — Так, что ль? — и растянула сантиметровую ленту до пола.
— Не… Вот так, — Нюрка нагнулась и показала на щиколотку. — Мамка мне завсегда так шила.
— Ты мне голову не морочь, — проворчала кастелянша. — Иди и жди готовое.
Так и ушла Нюрка с тревогой, что испортят такую красивую и, наверное, дорогую материю. И до чего ж ей обидно было, не передать!
Откуда Нюрке знать, что материал самый дешевый. Заведующий с Клеопатрой Христофоровной все магазины в городе обошли, все остатки скупили. Они, остатки-то, подешевле. Останется у приказчика от штуки два-три аршина — куда его? Вот и уступают в цене. А Соломону на руку: и дешево, и все куски разных расцветок, казенщиной пахнуть не будет.
А потом дни полетели для Нюрки, как в сказке: то на примерку позовут, то в канцелярию — тетради получать.