Рюрик

Исследователи Иоакимовской летописи находили и другие аналогии. Вот похожий древнескандинавский сюжет: жене норвежского конунга Хальвдана Черного Рагнхильд «снились вещие сны, ибо она была женщиной мудрой. Однажды ей снилось, будто она стоит в своем городе и вынимает иглу из своего платья. И игла эта у нее в руках выросла так, что стала большим побегом. Один конец его спустился к земле и сразу же пустил корни, другой же конец его поднялся высоко в воздух. Дерево чудилось ей таким большим, что она едва могла охватить его взглядом. Оно было удивительно мощным. Нижняя его часть была красной, как кровь, выше ствол его был красивого зеленого цвета, а ветви были белы, как снег. На дереве было много больших ветвей, как вверху, так и внизу. Ветви дерева были так велики, что распространялись, как ей казалось, над всей Норвегией и даже еще шире. Конунг Хальвдан никогда не видел снов. Это ему казалось удивительным, и он рассказал об этом человеку, которого звали Торлейв Умный, прося у него совета. Торлейв сказал, что, когда ему хочется узнать что-нибудь, он ложится спать в свином хлеву и тогда ему всегда снится что-нибудь. Конунг так и сделал, и ему приснился такой сон: будто у него волосы красивее, чем у кого бы то ни было, и они распадаются на пряди. Некоторые из этих прядей ниспадают до земли, некоторые — до середины голени, некоторые — до колен, некоторые — до пояса или бедер, некоторые — не ниже шеи, а некоторые только торчат из черепа, как рожки. Пряди эти различного цвета, но одна прядь превосходит все другие красотой, блеском и величиной. Конунг рассказал этот сон Торлейву, и тот истолковал его так, что у него будет большое потомство, которое будет править странами с великой славой, однако не с одинаковой, и тот произойдет из его рода, кто будет всех славнее. Люди думали, что эта прядь предвещала конунга Олава Святого» (Снорри Стурлусон. Круг земной. Сага о Хальвдане Черном. VI–VII/Пер. М. И. Стеблин-Каменского). Сыном Хальвдана и Рагнхильд был знаменитый норвежский конунг Харальд Прекрасноволосый (Харфагр), объединивший страну, а креститель Норвегии Олав Святой приходился Харальду праправнуком.

Рассказ о сне Гостомысла схож и с упомянутым выше мотивом хроники Козьмы Пражского о палке Пржемысла, которая стала деревом. Сходство становится еще более очевидным, если вспомнить о наличии в чешской легенде трех сестер — дочерей Крока, из которых Либуше, жена Пржемысла, была, правда, не средней, а младшей. Все эти аналогии лишь показывают распространенность мотива сна или дерева, предсказывающего будущее рода. Но еще один аспект повествования Иоакимовской летописи нуждается в определенном объяснении — это сама генеалогическая структура славянского княжеского рода. Получается, что Рюрик — потомок славянских князей по женской линии, внук Гостомысла. Между тем отец Гостомысла Буривой был в девятом поколении потомком Владимира, сына Вандала. Вместе с Вандалом, Владимиром и Буривоем эта линия включает, таким образом, 11 поколений. Гостомысл — двенадцатое поколение в роде славянских князей, его дочь Умила — тринадцатое, а ее сын Рюрик — четырнадцатое. Не восходит ли это число колен к такому же числу поколений между Рюриком и мифическим «сродником» императора Августа Прусом из «Сказания о князьях Владимирских»? Если это так, то создатель генеалогии Иоакимовской летописи как бы переделал эту конструкцию на славянский лад, оставив общее число поколений и отнеся тем самым жизнь Вандала к древним, еще римским временам. Все это, конечно, только предположения, но они, как кажется, вполне ясно демонстрируют искусственный, литературный характер всей истории «Иоакима».

Имя Умилы столь же искусственно. С одной стороны, оно, казалось бы, «укладывается» в традицию славянских имен, напоминая имя «Людмила». С другой — его характер больше подходит под русскую культуру второй половины XVIII — начала XIX века, когда началось выдумывание разных, особенно женских имен на романтический «древнерусский» лад. А может быть, на создание этого имени повлияло еще одно географическое название, которому уделил внимание Татищев, — «Улима» или «Улмигард», обозначавшее, по мысли историка, «предел Псковский»[61]. В одной из поздних легенд о происхождении литовцев их прародина располагается между Вислой и Неманом и называется Ульмигерия[62]. Ульмиругами именовали ливонцев европейские авторы XVII века. Возможно, этот круг этнонимов и топонимов и послужил источником для имени дочери Гостомысла.