Рюрик

Помимо известного нам сарафана, Люба, как выяснилось, лишилась айпода, беспроводных наушников и двадцати пяти тысяч рублей, которые якобы скопила.

Катя Беляева занервничала. По опыту она знала, что до крика про непрофессиональных журналистов, которые манипулируют общественным мнением, осталось совсем чуть-чуть. А дальше ей придется либо позорно молчать, либо признать, что она должным образом не проверила информацию, либо доказывать, что никто ей ничего не платил.

Поэтому Катя открыла дорожную карту нашей родины и долго изучала трассу М8. Она догадывалась, что возле Мытищ Марта поймала транспорт и добралась аж до Вологды. Катя не сомневалась, что для осуществления такого анабасиса требовался мужчина — возможно, тот самый Михаил Крючков, у которого украли мотоцикл. Его местонахождение ей, слава богу, известно, и отпустят его не скоро, поэтому Катя быстро собрала сумку, позвонила главному редактору информационного портала «Страна +7» и сообщила, что едет в Вологду.

Тот самый Михаил Крючков стоял на проселочной дороге, рядом с зарывшимся в глину R1200RS, и капитан вологодской полиции обращался к нему с каким-то даже участием:

— Это ваш мотоцикл?

— Да, мой.

Капитан присел перед мотоциклом на корточки и, поцокав языком, указал на длинную царапину, прочертившую бак, почти как трасса М8 — дорожную карту нашей родины. Чуть поодаль стояли патрульные и некий Николай Бурцев, ранее судимый, обнаруживший R1200RS во время прогулки со своей лайкой по кличке Сайгон.

Михаил слушал, как патрульный опрашивает Николая.

— Как вы обнаружили мотоцикл?

— Собака обнаружила.

— Каким образом?

— Я лесом шел, он вообще обычно рядом со мной, ну метрах в тридцати-сорока, а тут вдруг вижу — нет его. Я зову, зову… Потом слышу — лает.

Сайгон, сидевший у ног Николая, широко зевнул и лег.

— Услышали лай, а потом что?

— Ну пошел искать его. Выхожу на проселок, сначала даже не понял, что это такое он нашел. Думалось издалека — лось. Потому что черное что-то лежит. А подошел, смотрю — мотоцикл. И ключ в зажигании.

— Что вы сделали с ключом?

— Вытащил. Мало ли. Тут еще связь не ловит. Я как только до магазина дошел, сразу позвонил в милицию…

— В полицию.

— Да, извините. А что случилось-то? Это чей мотоцикл?..

Патрульный, не ответив, направился к капитану и о чем-то с ним пошептался.

Николай Бурцев вынул из кармана брезентовой армейской куртки пачку дешевых сигарет и закурил, словно возводя между собой и миром людей вонючую стену. Глаза его слезились то ли от дыма, то ли от какой-то незаживающей душевной раны, слезы собирались в глубоких морщинах на щеках, поросших седой клочковатой щетиной. Сайгон снова сел, поднял морду и, как нож в ножны, вложил ее в опущенную руку хозяина.

— В общем, Николай Васильевич, — к человеку и собаке вразвалку подошел капитан, — спасибо тебе за сотрудничество. Прочитай показания и, если все верно, распишись.

Николай кивнул, патрульный протянул ему лист бумаги, исписанный округлым почерком человека уравновешенного, но неумного.

— А случилось-то что? — снова спросил Николай.

— Ты свободен, — ответил капитан.

Капитан знал, что Бурцев Николай Васильевич, 1958 года рождения, провел двенадцать лет в колонии общего режима, осужденный по статье 105, часть первая, — предумышленное убийство. Также он знал, кого и почему Николай лишил жизни, и, откровенно говоря, капитан совершенно его не осуждал, ни когда оформлял на зону, ни теперь. Но по опыту, обретенному за пятнадцать лет работы, еще капитан знал, что есть вещи, которые нельзя пережить.

И поэтому он погнал прочь Николая Бурцева, 1958 года рождения, ранее судимого, погнал грубо, несмотря на все сочувствие, которое к нему испытывал.

От Николая не укрылось, что капитан и патрульные хотят побыстрее избавиться от него, но он не желал доставлять им такое удовольствие. Поэтому он долго, до самого фильтра курил свою вонючую сигарету, не спеша затаптывал окурок, а затоптав, потянулся, покряхтел и только потом медленно двинулся прочь.

За ним так же медленно потрусил Сайгон.

Идти им было километров пять, до неказистого домика на отшибе деревни, где Николай куковал три года — после того, как откинулся.

Дом, в котором он жил раньше с женой и дочкой, сожгли.

Пятнадцать лет назад Сашка, дочь Николая, рассказала матери, что к ней пристает сын Зуевых, вернувшийся из армии. Николай слышал их разговор из пристройки, именуемой в здешних местах двором, и, конечно, первой его мыслью было пойти к Зуевым и набить их сыну морду, но в словах жены содержался резон, и Николай подумал, что Сашке, может, и лучше будет поступить, как советует мать.

А она говорила, что ни один мужчина не может приставать к девушке без ее согласия. Сашка на это возмущенно фыркала.

— Он что, тебя за руки хватает? Пройти не дает? — слышал Николай голос жены.

— Ну нет, — отвечала дочь.

— А то, что хрень всякую тебе вслед говорит, так плюнь и разотри. Не будешь внимания обращать, он и отстанет.

Дальше выяснилось, что дочка побаивается сына Зуевых, и несмотря на то что он ни разу ее не трогал, ей кажется, что он может что-то сделать.

— Что? — спросила жена.