– Погоди, княже, а как же люд наш новгородский, который теперь в рабах у нурмана? Викинг сам погибнет, людей порешит, да и товар, скорее всего, на дно отправит, чтоб никому не достался. Ты же клятву давал защищать Новгородчину и все народы, на её земле сущие, – резонно охладил боевой пыл молодого князя Верба.
– Так что ж, теперь того, кто грабил Новгородскую землю да убийства на ней чинил, живым отпустить, пусть гуляет на здоровье? – возгорячился Трувор.
– Не погуляет, сколько бы ни зарекался волк мяса не есть, а капустой не проживёт. Возьмём слово с него, что больше никогда не явится он в наши края, а коль явится, то будет уничтожен без пощады.
– Так он снова так же сделает, и снова его отпустим?
– Другому такому случаю не бывать, потому как о каждом купце, вошедшем в наши пределы, будет теперь по распоряжению воеводы Ольга немедленно доложено в изведывательскую службу.
– Хорошо, – подумав, смирил свой гнев князь, – будь по- твоему, воевода.
– Ярл Лодинбьёрн, – обратился он к нурману своим зычным голосом, – ты солгал. Мне ведомо, что ты идёшь не из Киева- града, а разорял земли наши словенские, крал пушнину, железо и другие товары, а ещё людей наших полонил, и потому заслужил смерти, – молвил князь Трувор, который мог речь, даже не особо напрягаясь, так что его хорошо слышали на обоих нурманских кораблях. – Но ты можешь сохранить жизнь ценой выкупа. Именем князя словенского Рарога я, управитель изборский Трувор, даю тебе возможность уйти подобру-поздорову навсегда с земли Новгородской. Выгрузи со своего драккара на берег всех пленников и товар, тобой награбленный, забери своих людей с кнорра, и тогда мои лодьи откроют твоему кораблю проход по реке Великой в озеро Чудское и далее в море Варяжское. Решай, да побыстрее, скоро вечер, а до наступления темноты быть тебе либо свободным, либо убитым! – Русы многозначительно наложили на тетивы луков свои быстрые стрелы.
Три лодьи рарожичей преграждали путь викингам вниз по реке, а пытаться удрать от них против течения, да ещё с тяжёлым широкобоким кнорром, и вовсе глупая затея. При всей своей отчаянности в бою, викинги, тем не менее, никогда не старались понапрасну сунуть голову под меч или топор.
– Ты решил отдать кнорр, товар и рабов и уходить пустым? – спросил молодой начальник кнорра у ярла. – А если они потом не пропустят нас и всё равно перебьют?
– Хм, Гуннтор, ты плохо знаешь русов, они никогда не нарушают своего слова, хотя, по-моему, в этом их глупость и слабое место, – усмехнувшись в седеющую бороду, ответил Лодинбьёрн. – Мы уходим не пустыми, а с головами на плечах. А товар – дело наживное, главное, нужно придумать, что мы скажем твоему отцу, конунгу Олафу…
Русы, держа нурманов на прицеле, смотрели со своих лодий, как те высадили на берег пленных с драккара, как по своему обычаю быстро продели петли на связанных за спиной руках невольников через длинную жердину, заставив их сесть на берегу, так же, как и на драккаре, спиной друг к другу. Как потом выложили рядом с невольниками тюки и короба с товарами и как переходили с кнорра понурые нурманские воины на драккар с оскаленной медвежьей головой. Вот «Медведь», молча, прошёл меж двумя лодьями рарожичей, ожидая, что в любой миг может попасть под калёные стрелы русов, которые с такого близкого расстояния легко прошьют и кожаные доспехи, и кольчужную броню. Томительно-медленно проходили длинные тяжкие мгновения, но ни одного выстрела так и не случилось. Драккар нурманов, подняв свой полосатый парус, быстро пошёл в направлении Чудского озера.
Когда же воины Трувора причалили к берегу, чтобы освободить привязанных к длинной жердине пленников, то увидели, что один из них сидит, опустив голову, и не движется.
– Гляди, Скоморох, это же тот, что передал мне кольцо с печаткой, – воскликнул изведыватель. Он поднял чело пленника и узрел тонкую струйку крови под левым соском на груди.
– Стилетом в сердце его поразили, – молвил печально из- ведыватель с несколькими ножами на поясе. – Ну, Лодинбьёрн, мы с тобой за подлость эту поквитаемся, настанет час.
– Выходит, всё-таки догадался подлый ярл, – сцепил зубы Скоморох.
– Может, он, а может, тот русоволосый толмач, что по- словенски ладно речёт, – молвил Мишата, – чую, ушлый он, сей невзрачный викинг.
– Ничего, братья, они ещё на нашей дороге встретятся, точно вам говорю!
Ефанда и Велина
Ранней весной, едва просохли тропки, Ефанда вновь ушла в лес и так прожила отшельницей целое лето, занимаясь пророчествами и лечением людей. Вот уже и осень. Лесные эльфы- пикси надели жёлтые и красные наряды, чтобы их не было заметно среди листвы. Озёрные пикси загрустили и без конца рассматривали своё отражение в зеркальной недвижимой глади, готовясь к зимней спячке на илистом дне. Всё это видела утром Ефанда, и даже поговорила с норовистыми лесными эльфами. Теперь, сидя на колоде подле избушки, хозяйка перебирала в корзинках пучки высохших за лето целебных трав. Она ждала гостей, о приближении которых ей уже давно «сообщили» лесные жители.