Рюрик. Полёт сокола

Целебная вода и травы, заклинания знахаря и молодой организм, а может, ласковые руки и глаза Сальме, кто знает, что больше подействовало, но Ольг в самом деле стал быстро поправляться. Жители селения, рыбаки и земледельцы, приходили поглядеть на человека из Приладожья, который, не щадя живота, спас их от смерти и тяжкого полона. Несли еду и простую крестьянскую одежду.

— Сальме, откуда они знают, что я сказал правду о том, что случилось на драккаре? А вдруг я это… ну…

— Соврал? — рассмеялась девица и, став сразу серьёзной, ответила: — Старый Каупо видит мысли и души людей, как мы солнце или дерево. Он сказал, когда люди обманывают, тогда они быстро погибают, а ты выздоравливаешь, — Сальме улыбнулась, но как-то грустно. — Скоро ты совсем поправишься, Ольгас… — она заколебалась, видимо, не решаясь что-то спросить. — Ты уйдёшь или останешься? Ты сильный, Таара с Лайме любят тебя… — она замолчала, не решаясь продолжить.

— У меня есть суженая, — ответил Ольг, опустив очи. — Благодарю тебя за всё, что ты для меня сделала, Сальме. Ты замечательная, добрая и ласковая, но ты знаешь, что я не могу говорить неправду, прости…

Когда Ольг достаточно окреп, рыбаки снабдили его едой и одеждой. С попутной лодьей бывший викинг отправлялся в Волин.

— Волин — воистину великий град, там ты точно найдёшь работу, — напутствовал его рыбак. — А на торжищах есть всё, чего душе угодно. Думаю, подберёшь оберег для своей сестры.

Ольг прикоснулся ладонью к груди, где прежде висел торквис Ефанды.

— Он спас меня от клинка викинга, от гибели в море и ещё от многих бед. Я непременно должен найти хорошую работу, вернуть сестре оберег и… в общем, спасибо вам!

Старый колдун Каупо, поглядев пристально в очи приладожца, молвил медленно и веско:

— Есть люди, у которых душа воина, и лишь на этом пути человек может быть счастлив. Есть торговцы и труженики. Бывают и такие, кого Таара наделяет душой колдуна. Но впервые я вижу, чтобы в одной душе в равной мере слились воедино силы воинская и колдовская. Я не знаю, что может выйти из этого, наверное, богиня Лайме припасла для тебя что-то необычное.

Прощай, мы больше не свидимся!

— Вот, возьми, Ольгас, — протянул увесистый свёрток Лембит, — здесь самая лучшая рыба. Мы с Меелисом хорошо провялили и немного подкоптили её на можжевеловом корне, пока будешь есть, будешь помнить нас.

— Э, нет, я буду вас помнить всегда, если бы не ты с сыном, я бы уже не выплыл! — растроганно молвил кельт, обнимая своих спасителей.

— А-а, не стоит считаться, — махнул рукой хозяин избушки, — ты с друзьями спас нас, мы спасли тебя, так и должны поступать люди, жаль, что далеко не всегда так получается.

Сальме подошла молча, синие очи её были полны слёз. Она постояла, в последний раз коснулась небритых ланит молодого кельта и вдруг порывисто обняла его, поцеловала в губы и тут же убежала, обливаясь слезами.

Широкобокая купеческая насада быстро удалялась от берега, а на высокой скале у одинокой кривой сосны долго был различим тонкий девичий стан.

Вот лодья, наконец пройдя через один из трёх узких проливов, что отделяли град от Варяжского моря, вошла в широкую гавань Волина.

Молодой приладожец, впервые оказавшийся в столь великом граде, смотрел вокруг широко открытыми очами. Столько разных кораблей в одном месте, тут не только привычные глазу лодьи, насады, расшивы, драккары, шнеккары, кнорры, но и ромейские дромоны и никогда не виданные арабские карабы и шейти с косым треугольным парусом. А уж дома-то какие! Многоярусные терема, изукрашенные дивной резьбой, все улицы ровные, мощёные брёвнами, ограды крепкие! Дивный град из детских сказок отца — и вот он, на самом деле!

— Что, брат Ольг, велик град Волин, а? — широко улыбнулся кормчий на восторженные взоры своего добровольного помощника. — Гляди, брат, гляди, град сей по величине и великолепию соперничает лишь с градом Константина, что в далёкой Византии, а иные во всей Европе ему не чета. — Лодья всё шла вдоль берега мимо многих причалов и добротных построек, в которых угадывались склады для товара, верфи для починки лодий, кузницы, откуда слышались звонкие удары молота, и прочие строения разных дел мастеров.

— Это ж, сколько тут народу? — восхищённо спросил Ольг не то кормчего, не то самого себя.

— Да-а, — протянул довольный кормчий, — народу тут тьма, а товару разного видимо-невидимо! Лодьи со всех концов света белого… Я уж сколько тут бываю, а и то всякий раз диву даюсь. Да что речь, брат Ольг, у одних только лютичей около сотни городов, у бодричей более полусотни, у руян на их острове богатые торговые грады, а ещё поморяне, и те народы, что дальше от моря живут, — сербы, хорваты, чехи, ляхи, — у всех много богатых градов, оттого земля сия Гардарикой и зовётся! — с гордостью изрёк мореход.