Рюрик. Полёт сокола

— Ты здесь, брат, ты воин и ранен, а говорил, что не умеешь даже лук натягивать… — почти равнодушно промолвил грек.

— Пришлось научиться, когда враги пришли, ты же мне сам говорил, что каждый муж должен быть воином.

— Для меня сражения закончились, — лик византийца со шрамом перекосился от отчаяния. — Стратигос погиб, я пленён, никому не пожелаю на старость участь раба… Лучше убейте!

— Полидорус, а кто мне говорил, что сражение для настоящего воина никогда не заканчивается, бывают только перерывы? Давай, вставай, пошли со мной! — Он обернулся к молодому воину. — Где ты в последний раз воеводу видел? — тот молча указал рукой. — Пошли, брат, Полидорус, опять тебя выручать приходится, эх и задолжал ты мне, не расплатишься! — снова на греческом молвил изведыватель.

Ольг, мрачный от того, что князь ранен и не приходит в сознание, враждебно взглянул на византийца, не слезая с коня.

— Что, неймётся вам у тёплого моря, уже в наши холодные края стопы свои направили? — Грек молча глядел на главного стратигоса русов, который победил даже такого опытного, как его хозяин. — Обучили, проклятые, хазар, как наши крылья отсекать, как коло сотворять, как русскую ладью строить и из кола Перунова выходить, всё зрел я на сём поле!

— Воевода, он слуга своего господина, учил-то хазар его хозяин, стратигос, а сей грек ему верно служил, да и только. Мог ведь с поля боя бежать, да остался при теле господина, что верный пёс. К тому ж, как раз он в Итиле и поведал мне, когда и как пойдёт на нас воинство хазарское, я ведь тебе рёк о том, — смело вступился за старого воина Скоморох. Ольг замолчал, только некоторое время в упор глядел своими пронзительными зелёными очами на Полидоруса.

— Добре, — молвил наконец воевода, смягчаясь, — тогда скажи ему, что новгородский воевода Ольг именем князя Руси Рарога дарует ему жизнь и свободу. Да упреди, что в землю нашу только с миром ходить можно. Ежели зачнёт Византия соваться в дела славянские, сим священным полем брани клянусь, приду в их Царьград и переверну его вверх дном, что котёл с варевом! — И он, тронув коня, поскакал прочь.

Изведыватель повёл старого воина вдоль крутого берега, потом по извилистой тропке они спустились к реке. Византиец думал, что его ведут на казнь, уж больно грозен был лик русского архистратигоса. Среди множества речных лодий Скоморох отыскал самую небольшую, проверил вёсла. В соседней лодке нашёл какую-то суму с хлебом и вяленой рыбой, кинул её в маленькую.

— Садись, брат Полидорус, именем князя Рарога и воеводы Ольга ты свободен! Совет тебе добрый: не ходи более никогда с войной на Русь! В гости, торговать, милости просим, а с мечом в другой раз не попадайся.

— Свободен? Ты сказал, я свободен? — не поверил своим ушам Полидорус.

— А ты думал, что мы хищные звери? Мы на добро добром отвечаем. Садись, эта река тебя прямо в твой родной Понт Эвксинский донесёт, а там отправишься в свой Константинополь.

— Нет-нет, мой спаситель, я в каком-нибудь таврическом климате осяду! А то, пожалуй, лучше в Фанагории, это наш греческий полис, — растроганно ответил старый воин, и голос его задрожал. — Как много случилось за этот бесконечно долгий день! Я даже не знаю, как тебя зовут, чтобы молиться за тебя.

— Вот твой кинжал, а ножны от него у меня останутся. Вдруг приду я или какой мой друг с этими ножнами, помоги ему, как я тебе помог, это и будет лучшей молитвой. Ну, прощай! — И Скоморох оттолкнул от берега лодку ещё не пришедшего в себя Полидоруса.

— Воевода, уже темнеет, что делать, преследовать хазар или подождём до утра? — спросил полутемник Бобрец, подойдя к Ольгу.

— Пока здесь лагерем станем, а утром решим, сейчас раненых сыскать надобно, помощь оказать, коль ещё можно.

Утром, после построения оставшихся в живых воинов и славления бога Перуна за помощь в победе над хазарами, воевода созвал темников на совет.

— Что делать братья, князь Рарог ранен, нам с вами решение принимать. Хазары разбиты, но их каган-бек и главный тархан бежали. Возвращаться в Ростов, чтоб князя нашего быстрее доставить на лечение, или идти в погоню за Беком?

— Идти на их Итиль и разнести его в щепки! — молвил воевода кривичей.

— До Итиля далеко, — возразил чудский предводитель, — пока дойдём, они много воинов собрать могут, а у нас почти треть раненых и убитых.

Его поддержал и Свен.

— Если бы князь мог говорить, он бы сказал: «Сокол бьёт врага на лету!» Нужно немедля начать преследование врага и добить его в их столице, где они наших купцов порезали! — решительно возразил Борислав.

В это время дозорный сотник, подскакав к воеводам и темникам, изрёк:

— Хазарские конные вои показались с белыми полотнищами на копьях. Переговоров хотят. Желают говорить с каганом урусов Ререхом.

— Князь-то в сознание не приходит, как же он с посланцами кагана говорить будет?

— А сам-то кто этот хазарин, что желает говорить с самим князем? — недовольно спросил воевода кривичей.

— Тархан Самуил, воевода главный по-нашему.

— Ага, — молвил Борислав, — тогда с воеводой Ольгом пусть и речи ведёт, не дорос ещё лицезреть князя новгородского.