Рюрик. Полёт сокола

– Ты здесь, брат, ты воин и ранен, а говорил, что не умеешь даже лук натягивать… – почти равнодушно промолвил грек.

– Пришлось научиться, когда враги пришли, ты же мне сам говорил, что каждый муж должен быть воином.

– Для меня сражения закончились, – лик византийца со шрамом перекосился от отчаяния. – Стратигос погиб, я пленён, никому не пожелаю на старость участь раба… Лучше убейте!

– Полидорус, а кто мне говорил, что сражение для настоящего воина никогда не заканчивается, бывают только перерывы? Давай вставай, пошли со мной! – Он обернулся к молодому воину. – Где ты в последний раз воеводу видел? – тот молча указал рукой. – Пошли, брат Полидорус, опять тебя выручать приходится, эх и задолжал ты мне, не расплатишься! – снова на греческом молвил изведыватель.

Ольг, мрачный от того, что князь ранен и не приходит в сознание, враждебно взглянул на византийца, не слезая с коня.

– Что, неймётся вам у тёплого моря, уже в наши холодные края стопы свои направили? – Грек молча глядел на главного стратигоса руссов, который победил даже такого опытного, как его хозяин. – Обучили, проклятые, хазар, как наши Крылья отсекать, как Коло сотворять, как Русскую Лодью строить и из кола Перунова выходить, всё зрел я на сём поле!

– Воевода, он слуга своего господина, учил-то хазар его хозяин, стратигос, а сей грек ему верно служил, да и только. Мог ведь с поля боя бежать, да остался при теле господина, что верный пёс. К тому ж как раз он в Итиле и поведал мне, когда и как пойдёт на нас воинство хазарское, я ведь тебе рёк о том, – смело вступился за старого воина Скоморох. Ольг замолчал, только некоторое время в упор глядел своими пронзительными зелёными очами на Полидоруса.

– Добре, – молвил, наконец, воевода, смягчаясь, – тогда скажи ему, что Новгородский воевода Ольг именем князя Руси Рарога дарует ему жизнь и свободу. Да упреди, что в землю нашу только с миром ходить можно. Ежели зачнёт Византия соваться в дела славянские, сим священным полем брани клянусь, приду в их Царьград и переверну его вверх дном, что котёл с варевом! – и он, тронув коня, поскакал прочь.

Изведыватель повёл старого воина вдоль крутого берега, потом по извилистой тропке они спустились к реке. Византиец думал, что его ведут на казнь, уж больно грозен был лик русского архистратигоса. Среди множества речных лодий Скоморох отыскал самую небольшую, проверил вёсла. В соседней лодке нашёл какую-то суму с хлебом и вяленой рыбой, кинул её в маленькую.

– Садись, брат Полидорус, именем князя Рарога и воеводы Ольга ты свободен! Совет тебе добрый: не ходи более никогда с войной на Русь! В гости, торговать милости просим, а с мечом в другой раз не попадайся.

– Свободен? Ты сказал, я свободен? – не поверил своим ушам Полидорус.

– А ты думал, что мы хищные звери? Мы на добро добром отвечаем. Садись, эта река тебя прямо в твой родной Понт Эвксинский донесёт, а там отправишься в свой Константинополь.

– Нет-нет, мой спаситель, я в каком-нибудь таврическом климате осяду! А то, пожалуй, лучше в Фанагории, это наш греческий полис, – растроганно ответил старый воин, и голос его задрожал. – Как много случилось за этот бесконечно долгий день! Я даже не знаю, как тебя зовут, чтобы молиться за тебя.

– Вот твой кинжал, а ножны от него у меня останутся. Вдруг приду я или какой мой друг с этими ножнами, помоги ему, как я тебе помог, это и будет лучшей молитвой. Ну, прощай! – И Скоморох оттолкнул от берега лодку ещё не пришедшего в себя Полидоруса.

* * *

– Воевода, уже темнеет, что делать, преследовать хазар или подождём до утра? – спросил полутемник Бобрец, подойдя к Ольгу.

– Пока здесь лагерем станем, а утром решим, сейчас раненых сыскать надобно, помощь оказать, коль ещё можно.

Утром после построения оставшихся в живых воинов и славления бога Перуна за помощь в победе над хазарами, воевода созвал темников на совет.

– Что делать, братья, князь Рарог ранен, нам с вами решение принимать. Хазары разбиты, но их Каган-бек и главный тархан бежали. Возвращаться в Ростов, чтоб князя нашего быстрее доставить на лечение, или идти в погоню за беком?

– Идти на их Итиль и разнести его в щепки! – молвил воевода кривичей.

– До Итиля далеко, – возразил чудский предводитель, – пока дойдём, они много воинов собрать могут, а у нас почти треть раненых и убитых.

Его поддержал и Свен.

– Если бы князь мог говорить, он бы сказал: «Сокол бьёт врага на лету!» Нужно немедля начать преследование врага и добить его в их столице, где они наших купцов порезали! – решительно возразил Борислав.

В это время дозорный сотник, подскакав к воеводам и темникам, изрёк:

– Хазарские конные вои показались с белыми полотнищами на копьях. Переговоров хотят. Желают говорить с каганом урусов Ререхом.

– Князь-то в сознание не приходит, как же он с посланцами кагана говорить будет?

– А сам-то кто этот хазарин, что желает говорить с самим князем? – недовольно спросил воевода кривичей.

– Тархан Самуил, воевода главный по-нашему.

– Ага, – молвил Борислав, – тогда с воеводой Ольгом пусть и речи ведёт, не дорос ещё лицезреть князя Новгородского.