Рюриковичи или семисотлетие «вечных» вопросов

Итак, пока мы можем с достоверностью говорить о том, что на Руси Рюриковичей «носителем» письменной традиции являлось духовенство, развивавшее преимущественно традиции византийской церковной литературы. Представители духовенства вели и летописание; мы знаем имена легендарного основателя русской летописной традиции Нестора, игумена Сильвестра; епископа Иоанна, одного из «кураторов» замечательного Галицко-Волынского летописного свода; и др. Образцами летописания служили произведения опять же византийской письменной традиции. Так, основными образцами и источниками так называемой Начальной летописи явились хроника Георгия Амартола, «Летописец» патриарха Никифора, житие Василия Нового и т. д. Зачем писались, велись летописи? Этот вопрос может показаться нелепым и даже странным. А между тем, вопрос этот волновал, например… Пушкина. Поэт создает образ Пимена-летописца в «Борисе Годунове», «диссидента», который пишет, что называется, «в стол», в надежде на то, что когда-нибудь его сочинение прочтут, перепишут и узнают «правду о событиях»… Реальное летописание скорее представляет собой разновидность «официальной», что называется, хроники событий. Сам факт летописания свидетельствовал о значительной, важной роли духовенства в политико-культурном бытии Руси Рюриковичей. Не случайно летописные традиции угасают по мере ослабления этой роли духовенства, по мере подчинения духовенства «светской власти». Первые представители византийского духовенства, писавшие уже по-славянски, явно рассчитывали на полнейшее подчинение как самих Рюриковичей, так и их подданных. Церковь активно вмешивалась в семейное и имущественное право, имея и сугубо практический расчет: венчание, крещение, вступление в монастырь — за все это полагалось платить. Иногда, впрочем, приходилось отменять собственные постановления, вызывавшие из-за чрезмерной своей жесткости резко негативную реакцию; так, например, были отменены позднее «земные поклоны» в церкви для беременных женщин, доводившие их до выкидыша. Однако, несмотря на все строгости и преследования (мы, впрочем, это уже отмечали), влияние церкви на семейное право не имело особого успеха; Г. Котошихин пишет о полигамных семьях как о норме еще в XVII веке… Византийское и византинизированное духовенство фактически желало править если не вместо князей Рюриковичей, то уж во всяком случае вместе с ними. Поражает то, что церковь желала иметь в новокрещеной Руси такие права и доходы, каких не имела в Византии. Впрочем, возможно, в этом и нет ничего удивительного. Очень понятное желание взнуздать «темных варваров» византийской церковной уздечкой… Но поди поспорь с таким варваром, как любимый Андрей Юрьевич; он просто заявлял епископу Леонтию: постных дней в году будет столько, сколько я сам насчитаю!.. Но постепенно Рюриковичи и церковь худо-бедно притерлись друг к другу. Церкви волей-неволей приходилось ограничивать свои права и запросы. Рюриковичи осознали значение церкви как государственного института, укрепляющего именно их власть. Русификация церкви, «укомплектование» ее как русскими святыми, так и русскими служителями, продвигались быстрыми темпами. Через своих доверенных лиц духовного сословия Рюриковичи контролируют летописание. В дошедших до нас летописных текстах чем далее, тем более просматривается наличие «цензуры» и попытки эту «цензуру» обойти… Можно сделать предположение, что для «самых первых» Рюриковичей-христиан летописание и вообще книжность, письменность были некими обрядовыми, культовыми принадлежностями «новой веры». Не забудем и того, что средневековая рукописная книга являлась «материальным достоянием», «имуществом», дорогостоящим предметом. Тщательно изготовленное евангелие (классический пример: знаменитое Остромирово евангелие), наряду с иконами становилось ценным «родовым», «семейным» достоянием, которое престижно было получить в приданое или по завещанию. Едва ли подобные книги читались богатыми и знатными владельцами в том смысле в каком мы понимаем сам процесс чтения сегодня, даже если владелец подобной ценной книги владел и навыками чтения, едва ли он решился бы ее читать, не будучи духовным лицом, возможно, такую книгу использовали при торжественной обрядности; например, при принесении клятвы. Возможно, представители духовенства, «прилежащие» к данному роду, к данной семье, зачитывали соответственные по их мнению фрагменты опять же в торжественных случаях… Но будьте уверены, подростки не глотали страницы взахлеб, лежа на пузе на постельной лавке… И, разумеется, подобные книги тщательно сохранялись…

Читали вообще не сидя за столом (и уж тем более не лежа), а стоя за особой конторкой, «книжным налоем». Сколько возможно так простоять? Изображение человека за книжным налоем — это всегда изображение монаха или монахини. Ведь письмо, чтение, переписывание, рисование в книге заглавных букв и рисунков (в соответствии с канонами) воспринимались как разновидности «иноческого послушания», даже своего рода «подвига», «подвижничества»…