Рюриковичи

Но летописец, со спокойным одобрением отзываясь о строительных затеях Ярослава и о скором усмирении волхвов, впадает в изумленную восторженность, когда поет хвалу киевскому правителю совсем по другому поводу. Вот слова летописи, наполненные пламенной благодарностью книжника рясофорного книжнику державному: «Любил Ярослав церковные уставы, попов любил немало, особенно же любил черноризцев и к книгам имел пристрастие, читая их часто и ночью, и днем. И собрал писцов многих, и перелагали они с греческого на славянский язык и на письмо. Переписали они и собрали множество книг, которые наставляют верующих людей, и наслаждаются они учением Божественного слова. Как если один землю вспашет, другой же засеет, а иные жнут и едят пищу неоскудевающую, — так и этот. Отец ведь его Владимир землю вспахал и размягчил, то есть крещением просветил. Этот же Ярослав, сын Владимиров, посеял книжные слова в сердца верующих людей, а мы пожинаем, учение принимая книжное… Ярослав… как мы уже сказали, любил книги и, много их написав, положил в церкви Святой Софии, которую создал сам. Украсил ее иконами бесценными, и золотом, и серебром, и сосудами церковными, и возносят в ней к Богу положенные песнопения в назначенное время. И другие церкви ставил по городам и по местам, поставляя попов и давая от богатств своих жалованье, веля им учить людей и постоянно пребывать в церкви, потому что попам достоит всегда наставлять людей, ибо им поручено это Богом. И умножились пресвитеры и люди христиане. И радовался Ярослав, видя множество церквей и людей христиан, а враг сетовал, побеждаемый новыми людьми христианскими»[42].

Ярослав Владимирович позаботился о том, чтобы Русь обрела пока еще тонкий, но постепенно растущий слой образованных людей. А создав его, очень быстро получил новое качество в культуре. Русь начала мыслить себя. Русь начала познавать себя. Иными словами, вглядываться в устройство мира, в историю человечества, отыскивать свою роль во вселенской мистерии христианства.

При Ярославе, скорее всего, началось русское летописание — то ли при Десятинной церкви, то ли при соборе Святой Софии. При его детях оно прочно угнездилось в семье черноризцев Киево-Печерской обители. Этот прославленный монастырь вырос из немногочисленной иноческой братии, которая собралась вокруг Антония Печерского — любечанина, побывавшего на святом Афоне. Там его благословили устроить монашескую общину на Руси. Вернувшись, он поселился в пещерке, которую выкопал священник Иларион из домовой церкви Святых Апостолов великокняжеской резиденции в Берестове. «Малое стадце» сошлось к обиталищу Антония в ту пору, когда Ярослав уже входил в возраст ветхости. Илариона же, по словам летописи, «мужа благочестивого, книжного и постника», киевский правитель сделал главой Русской церкви (1051). Это был первый митрополит Киевский из русских. Прежде Константинополь присылал своих ставленников, Илариона же утвердил на митрополии собор епископов Руси.

Иларион создал первое крупное произведение, относящееся к русской богословской мысли, — «Слово о законе и благодати». Там судьба мира сконцентрирована вокруг главного события — обретения Нового Завета, завета любви и благодати. Судьба же Руси обретает иной стержень — Крещение при Владимире Святом. «И совлек с себя князь наш — вместе с одеждами — ветхого человека, отложил тленное, отряс прах неверия — и вошел в святую купель. И возродился он от Духа и воды: во Христа крестившись, во Христа облекся; и вышел из купели просветленный, став сыном нетления, сыном воскресения» — так писал Иларион, повествуя о начале новой жизни для Руси.

Не увлекся бы Ярослав книжной мудростью, не стал бы он покровительствовать ученым людям — так и не появилось бы у нас Илариона, а вслед за ним иных богословов, риторов, историописателей.

Подчиняя Русь христианскому идеалу, Ярослав видел перед собой общество, опьяненное этическими нормами дохристианской эпохи. Крестить — мало! Богослужения вести с размеренной регулярностью — мало! Даже насадить монастыри — все еще мало… Ежели оставить в людях ту языческую темень, в которой они жили веками, ту грубость нравов, то немилосердие, ту мстительность, которые окрашивали жизнь древнерусского общества в кровавые тона, христианство завянет, как цветок на каменистой почве. Сам Ярослав Владимирович и братья его были сделаны из того же теста. Отец едва-едва начал прививать им трудные нравственные образцы Христовой веры. Потомство его всё еще с радостью отдавалось буйству мечей, пляскам властолюбия, не видя в том ничего худого. И лишь со временем, уже в изрядном возрасте, оно начинало меняться: души, пусть и с промедлением, скрипя, застревая, поворачивались к Христу. А как же те, из кого слагалась нижняя часть в пирамиде русского общества? Требовалось дать им закон, твердый писаный закон, выволакивающий из эпохи хаотического насилия.