Рюриковичи

Год рождения святой Евфросинии не известен. Историки называли разные даты от 1101 до 1120 года. Наиболее вероятно, что она появилась на свет между 1101 и 1105 годами. Девочке дали имя Предслава, соответствующее княжескому происхождению. Ее отец — князь Ростислав (в крещении Георгий) Всеславич[43], сын знаменитого политика и полководца, вошедшего в древнерусскую историю как Всеслав Чародей. Всеслав и его потомки относились к двум знаменитым династиям русского Средневековья — Рюриковичам (той ветви, которая берет начало от Владимира Святого) и Рогволодовичам (единственной уцелевшей их ветви, восходящей к Рогнеде Рогволодовне, жене Владимира Святого). Рюриковичи-Рогволодовичи правили богатейшим княжеством со столицей в Полоцке. Этот мощный торгово-ремесленный центр возник еще во дорюриковы времена как племенная столица кривичей. Он являлся одним из крупнейших на Руси, власть его князей распространялась на громадную территорию. Полотчина всегда и неизменно проявляла «особость» по отношению к Киеву и Новгороду. Это была полунезависимая область с древним влиятельным боярством и сильными традициями вечевой демократии. Непонравившегося князя полочане могли изгнать из города. Но в любом случае Полоцкое княжение — одно из самых завидных на Руси и по «чести», и по военно-политическим ресурсам, и по экономическому процветанию.

Княжна Предслава росла красавицей. Для женщин Руси XII столетия 12 лет — обычный брачный возраст. Когда Предслава достигла его, отец решил отыскать дочери достойную партию. Судьба княжон того времени — быть разменной монетой в играх политического или династического характера, средством укрепления связей с союзниками, придания большей прочности договорам со вчерашними врагами.

Но сама княжна не желала брачных радостей. Ей ближе оказался «виноград словесный» Священного Писания и церковных книг.

Как сообщает житие, она втайне от родителей устремилась в монастырь, увлеченная размышлениями, далекими от мудрости мирской: «Что бо успеша преже нас бывший родове наши? И женишася, посягаша и княжиша, но не вечноваша; житие их мимо тече и слава их погибе, яко прах и хужее паучины. А иже прежния жены, вземше мужскую крепость, поидоша в след Христа, жениха своего, предаша телеса своя на раны, и главы своя мечеви, а другыя аще железу выя своя не преклониша, нъ духовным мечем отсекоша от себе плотскыя сласти, предавше телеса своя на пост и на бдение и коленное покланяние и на земли легание, то тии суть памятей на земли, и имена их написана на небесех, и тамо с аггелы безпрестани славят Бога».

Игуменья, ее родственница (вдова дяди, князя Романа Полоцкого), увидев цветущую красу Пределавы, а паче того убоявшись гнева со стороны ее отца, сначала отказала княжне в пострижении. Но девушка явила столь твердую волю и столь мудрое понимание иночества, что та в конце концов сдалась на ее уговоры.

Примерно в середине 1110-х годов[44] княжна Предслава умерла для мира, а на ее место пришла монахиня Евфросиния. Князь Георгий печалился о ее судьбе и гневался на ее «пронырство», но переменить ничего не мог. Оставалось смириться…

Прожив какое-то время в обители близ города, святая Евфросиния превзошла всех сестер общины в посте, молитвах и ночных бдениях. Набравшись иноческого опыта, она упросила епископа Полоцкого Илью разрешить ей затвор в каменном «голбце» (маленьком чулане или погребе[45]) при соборе Святой Софии — огромном храме, первенствующем среди церквей Полоцкой земли. Здесь она резко ограничила себя в пище, а затем взялась за чрезвычайно тяжелую работу — переписывание церковных книг. Променяв роскошь, обеспеченную детям княжеского рода, на монашеское одеяние, она смирила себя до того, что работала как писец по найму и раздавала нуждающимся деньги, полученные за труды.

Последнее говорит, во-первых, о том, что бывшая княжна владела грамотой и любила книжную премудрость, и во-вторых, о том, что она приобрела редкий навык книгописания. В ту пору книги стоили весьма дорого. Их писали на пергамене — тонко выделанной телячьей коже. Книгописец работал чрезвычайно медленно, не столько выписывая, сколько вырисовывая каждую букву. Высокие, прямые, стоящие отдельно друг от друга «уставные» буквы пергаменных книг требовали умения и тщания. Изготовление одной-единственной книги считалось своего рода духовным подвигом. Писец, завершая работу и откладывая перо, счастливо вздыхал, словно переплыл море и пристал к родному берегу. Святая Евфросиния совершала такой духовный подвиг неоднократно, притом в исключительно тяжелых условиях.