Читаем Рижский редут полностью

Я подумал: а в самом деле, что я теряю, покинув Ригу? Разумеется, если я останусь, то непременно съеду с квартиры. Буду, значит, жить не на Малярной, а на Бочарной улице, ходить не в «Лавровый венок», а в иное питейное заведение. Душа моя успокоится, и другая хорошенькая немочка, Лизхен или Миннхен, будет тайком бегать ко мне в вечернюю пору. И благодушные соседи будут широко улыбаться и любезно кланяться, повстречав меня на улице, а девицы и молодые фрау – делать свой неизменный трогательный книксен.

И всякий раз весна будет меня обнадеживать, лето – отогревать и приводить в безвольно-блаженное состояние, а осенью, во время обычных своих прогулок по бастионам, я буду наблюдать, как по темной воде городского рва плывут золотые и багряные листья, бог весть откуда поналетевшие. И зрелище это ежегодно станет вселять в мою душу, и без того склонную к меланхолии, ощущение бренности всего земного. Ров, за которым видны будут пострадавшие от пожара сады и обгоревшие руины предместья, непременно наведет меня на мысли об Ахероне, и ожидание ладьи Хароновой покажется мне в ожидании зимы самым подходящим занятием.

А в ноябре выпадет первый снег, пролежит недолго, под ногами обратится в грязь, но там, где не ступают люди и скот, будет лежать полупрозрачным, почти ажурным покрывалом, а на нем – последние золотые кленовые листья, которые ветер за одну ночь сдернет с ветвей. Тогда наконец я пойму, что вновь наступает сырая и промозглая балтийская зима, и вновь мои обязанности толмача сойдут на нет, и я буду сидеть в комнате моей у окна, с книгой, только незачем будет прислушиваться к шагам и голосам – Анхен уже никогда не взбежит по узкой лестнице.

И с каждым годом одиночество будет все ощутимее, и все чаще я буду проводить вечера в «Лавровом венке», и даже, пожалуй, научусь разбираться в пиве получше герра Штейнфельда.

Но разве я смогу позабыть, что эти потомственные рижане слетятся, как жадные вороны, если со мной случится беда, и станут извлекать из этой беды для себя всю возможную пользу? Мое доверие для них – повод и возможность обмануть меня, хотя и друг друга они, видно, всегда надуть готовы, но до обмана и после обмана они будут милейшими созданиями!

Есть люди, которым это безразлично; люди, не обращающие внимания ни на сладкие ужимки, ни на собачьи оскалы таких замечательных соседей. Я, очевидно, не создан, чтобы жить среди чужих. Я должен жить среди своих, даже если эта жизнь исполнена опасностей. И в Риге, стало быть, я лишней минуты не задержусь. С меня довольно.

Так я решил – так и сделал.

<p>Эпилог</p>

Пред тем, как завершить эти воспоминания, я обведу прощальным взглядом свою комнату в петербуржском доме, стараясь запомнить все милые моему сердцу вещицы, гравюры и акварели на стенах, книги на полках.

Мне предстоит сейчас выслушать все, что могут сказать уходящему в боевой поход офицеру матушка, супруга и старшие дети, а также утереть слезы с их лиц и дать клятву, что вернусь целым и невредимым.

Флот наш возродился к новой жизни, и я благословляю тот день, когда шалый мой дядюшка Артамон, ныне помощник командира фрегата «Проворный», сманил меня бежать в Роченсальм.

Теперь Артамон, как и я, женат, счастлив в браке, отец четверых сыновей. И, думаю, нетрудно догадаться, кого в тысяча восемьсот четырнадцатом году он встретил в Париже на улице Сен-Дени.

То, как мой отчаянный дядюшка гонялся за своей Камиллой, сюжет для особенного романа в духе сэра Вальтера Скотта. Особую роль в этой истории сыграла его встреча с Иваном Петровичем Липранди, который тогда состоял сперва обер-квартирмейстером корпуса Винценгероде, а всем известно, что означает сия должность, а потом в чине подполковника переведен был к графу Михаилу Семеновичу Воронцову, командовавшему русским оккупационным корпусом в Париже. Там Липранди, по слухам, ловил отъявленных и опасных заговорщиков-бонапартистов в тесном содружестве со знаменитым Эженом Видоком, бывшим каторжником, а в то время – префектом парижской полиции.

О том, как удалось найти и обезвредить Армана Лелуара, я знаю только со слов Артамона. Камилла решительно не желает вспоминать о своих приключениях и дружбе с Липранди, хотя, когда он после дуэли, на которой застрелил своего противника, был переведен в Камчатский пехотный полк, она через общего знакомого пересылала ему туда деньги. Сейчас Иван Петрович уж несколько лет как в отставке и, сказывали, пишет любопытные мемуары.

Самое же удивительное в истории Камиллы, что мать Луизы, Франсуаза де Шавонкур, после возвращения на французский престол Бурбонов прибыла в Париж, и Камилле удалось с ней встретиться. Почтенная дама признала Камиллу за свою родственницу, пустила в ход все связи, нашла и священника, тайно крестившего малютку в тысяча семьсот девяносто первом году. Были выправлены все документы, и Камилла пошла под венец как маркиза де Буа-Доре. Маркизой она успела пробыть примерно три недели, а потом сделалась госпожой Вихревой и, насколько я знаю, ни разу об этом не пожалела.

Перейти на страницу:

Все книги серии Приключения Алексея Суркова

Похожие книги

Мохнатый бог
Мохнатый бог

Книга «Мохнатый бог» посвящена зверю, который не меньше, чем двуглавый орёл, может претендовать на право помещаться на гербе России, — бурому медведю. Во всём мире наша страна ассоциируется именно с медведем, будь то карикатуры, аллегорические образы или кодовые названия. Медведь для России значит больше, чем для «старой доброй Англии» плющ или дуб, для Испании — вепрь, и вообще любой другой геральдический образ Европы.Автор книги — Михаил Кречмар, кандидат биологических наук, исследователь и путешественник, член Международной ассоциации по изучению и охране медведей — изучал бурых медведей более 20 лет — на Колыме, Чукотке, Аляске и в Уссурийском крае. Но науки в этой книге нет — или почти нет. А есть своеобразная «медвежья энциклопедия», в которой живым литературным языком рассказано, кто такие бурые медведи, где они живут, сколько медведей в мире, как убивают их люди и как медведи убивают людей.А также — какое место занимали медведи в истории России и мира, как и почему вера в Медведя стала первым культом первобытного человечества, почему сказки с медведями так популярны у народов мира и можно ли убить медведя из пистолета… И в каждом из этих разделов автор находит для читателя нечто не известное прежде широкой публике.Есть здесь и глава, посвящённая печально известной практике охоты на медведя с вертолёта, — и здесь для читателя выясняется очень много неизвестного, касающегося «игр» власть имущих.Но все эти забавные, поучительные или просто любопытные истории при чтении превращаются в одну — историю взаимоотношений Человека Разумного и Бурого Медведя.Для широкого крута читателей.

Михаил Арсеньевич Кречмар

Приключения / Публицистика / Природа и животные / Прочая научная литература / Образование и наука