Потом раздевается и позирует, прикрыв гениталии рукой. Глядя на эти фото, люди скорее всего подумают, что он не полностью обнажен — что там какая-то штука для стесняшек, которую не видно. Ну а если нет — то наверняка ж разоблачился на пару секунд, ровно столько, сколько нужно затвору фотоаппарата щелкнуть. Все это не так. Голым он пробыл почти полчаса, позируя и просто бродя по студии в перерывах, глядя на фото в монитор. И хотя он все время на причинном месте держит сложенную чашечкой ладонь, я думаю, что это скорее из вежливости к окружающим, чем для себя. Вид у него ничем вообще не обеспокоенный.
И это не говоря о том, что ему нравится — или он ждет, что понравятся — результаты.
Он смотрит на снимки в мониторе, а вокруг восторженный хор: какая прекрасная фотосессия!
«Нравится?» — спрашивает его голландский фотограф Стефани Пистель.
«Снимки мне нравятся, я себе — нет», — отвечает он.
Они обсуждают новую позу, сидя, и, если ему надо сохранить скромность, он мог бы надеть штаны. «Да я могу, — предлагает он в свою очередь, — и мизинцем ноги прикрыть».
В конце концов он накидывает какую-то одежду и выходит покурить на двор за черным входом.
«Вот это все типа освобождает, — говорит он, — но в то же время стыд-то какой. Думаю про тело свое, какой я жирный. У меня в голове фильтр какой-то, который все показывает хуже, чем на самом деле. Даже если плохо».
Однажды он спрашивает: «А рассказывал я, как Найджел Мартин-Смит сказал мне, что журнал для геев хочет, чтоб я им попозировал голым? А они мне пятнадцать штук заплатят. Это еще до того, как Take That прославились. А мне семнадцать лет было. Мне тогда ужасно нравились джипы „Витара“, которые стоили типа двенадцать штук — я налог не учел. И я такой: ух ты, я смогу джип „Витару“ купить».
Найджел Мартин-Смит, разумеется, был менеджером группы Take That, когда те еще были бойз-бэндом. Собственно, он-то коллектив и собрал, и именно он у Роба ассоциируется с мучениями подросткового периода.
«А съемка — чистое ню, — продолжает Роб. — И я сказал: сделаю. Жду пару недель. Мне, конечно, немного не по себе, но я уговариваю себя, дескать, ну подумаешь, член покажу, зато
В назначенное время Роб вошел в номер Найджела и увидел там всю остальную группу. Которые, как только он вошел, разразились диким хохотом.
«А это шутка была, — говорит он. — Ну странная, верно? Правда же странная?»
Я спрашиваю его, разговаривал ли он об этом с другими ребятами из группы. Он ответил «Нет».
Иногда, когда он рассказывает истории про Take That, кажется, что это улица с односторонним движением, что над ним — самым младшим издевались всяческие. В ранние дни уж точно. Но ясно, что не
«Мы, бывало, врывались в номера друг друга, подтирались туалетной бумажкой и засовывали ее под подушку, — рассказывает он. — А у меня „мы“ это… я и Хауард. А потом мы натягивали целлофан на туалет Гари Барлоу. Помню, мы все вчетвером были в номере Гари. А потом и со мной подобное приключилось».
Он уверен, что это вещи несравнимые.
«Не, ну позировать для гейского журнала — это другой уровень, согласись!»
Несколько дней спустя он летит частным самолетом во Францию. Он разочарован узнав, что полет продлится всего 45 минут — ему хочется поспать.
«Не попросишь их полетать кругами?» — предлагает он.
Вместо этого он смотрит фотосессию для Attitude.
«Мне нравятся только те, где я на себя не похож», — говорит он.
Несколько минут спустя ему приходит в голову еще одна мысль.
«У меня одна сиська, — показывает он Майклу, — вислая на одной картинке».
«Выровняем», — обещает Майкл.
«Что, обе сделаете вислыми?» — удивляется Роб.
«Вот песня, которая мне просто нравится», — говорит Роб Гаю однажды в студии. И включает «GMF» Джона Гранта. И подпевает.
Роб узнал о Джоне Гранте, когда за кулисами Гластонберри-2011 набрел на его клип с песней «Sigourney Weaver». «Поп-культура не часто тебя прям с ног сбивает, перечислить, сколько раз за всю жизнь — пальцев хватит, — говорит он. — Но тут вот прям такой момент был. Я был просто ошеломлен: вот, вот оно, вот кем я хочу быть, что делать, вот так говорить в песнях на такие темы. Он — еще один из тех, кто живет в каком-то неземном эфире, прям как Руфус Уэйнрайт. Их талант и взгляд на мир и то, как они его проводят в песнях — это что-то невероятное, и зыбкое, и дисфункциональное. Дисфункциональный мегаталант. И вот к такому меня тянет гораздо сильнее, чем к мейнстриму».