«Ага. Целиком и полностью. Единственное, что я могу сказать, что мой срыв был совершенно реальным, как и боязнь сцены последней степени и паника и ужас. Это все такие сильные чувства были, что менее всего мне хотелось выходить на сцену. И что бы ни происходило после того, как опускался люк и я проходил в центр — страх был со мной. Я думаю, я просто направил этот страх. Я имею в виду, что никто не осознает: чем более наглым и надменным я выгляжу на сцене, тем сильнее мой страх. Я смотрю свои старые съемки: иду на сцену, весь в черном костюме, худой, в темных очках, иду как будто десять мужиков и твердый как скала. Но я-то помню, что тогда я знал, что меня снимают, и думал: „если б они только знали, что сейчас происходит…“ И я понимал, что когда я буду просматривать съемку, я сразу точно вспомню, что чувствовал — что по пути на сцену притворялся уверенным, а сам был испуган. И это было несколько туров назад».
Когда вы поняли, что вам все это доставляет неприятности, придумали план, что делать?
«Нет, потому что я просто несся по спирали. Никакого „разберись с этим“. Никакого „что случится?“, „что делать будешь?“ и „что все это значит?“. Я думаю, что просто несся к смерти, и с каждым месяцем это становилось все более ясным. Это я сейчас говорю, оглядываясь назад, потому что в июне я не понимаю, что это происходит, я просто в разгаре чего-то, что по ощущениям сильно обескураживает».
Думали ли вы, «о черт, я тут все просрал, все ужасно»? Или думалось: «да и насрать»?
«Наверное, я хотел вообще онеметь, потому что очень испугался того, что со мною происходит. Может, единственное воздействие этой штуки на меня в том, что я действительно онемел».
Думали ли вы: не дождусь, пока тур этот закончится?
«Ну, мне-то казалось, что он никогда не закончится».
После финального концерта в Британии он наконец получил передышку. Полетел обратно в Лос-Анджелес. На следующий день я получил e-мэйл с добавлением: «Господи боже мой… мы были так близки (я лично близок) к тому, чтобы все просрать… на волосок… я в говне… но дома… бьюсь об стены со скуки, обеспокоен реконструкцией моего и без того хрупкого душевного покоя… как пела Дэз’Ри: „жизнь, ах жизнь, трам-пам-пам“».
Январь 2016 года
За завтраком я сообщаю Робу новость, которая пришла ночью: умер Дэвид Боуи.
«Вот это очень хреново, — реагирует он. — Очень печально».
И сейчас он ничего больше об этом не говорит. Просто сейчас еще утро, и трудно понять, что вообще сказать стоит, и потому что Тедди решила устроить потасовку: у Чарли в чашке хлопья лучше, чем у нее.
Руфус Уэйнрайт в городе, и сегодня он приедет, чтобы посочинять. Готовясь к его приезду, Гай работает над треком, который построил на довольно смутном сэмпле из Сержа Генсбура — где-то он его откопал, инструментал под названием «Je n’avais qu’un seul mot a lui dire» из фильма 1967 года «Анна».
«Вот и счастливейший день, — говорит Руфус, когда они входят. — Депрессивно».
«Да, — соглашается Роб. — Ужасно грустно».
После того как все немного настроились, Гай говорит: «Ну, у нас вот такая идея… — и смотрит на Роба. — Объяснить ему концепцию?»
«Ага», — говорит Роб.
Тишина на пару секунд.
«Хочешь, чтоб я ему сказал?» — спрашивает Гай.
«Ага», — отвечает Роб.
Гай пускается в объяснения. «Роб по традиции начинает концерт с песни Let Me Entertain You, и хотел бы уже в идеале начинать с чего-то другого. Собственно, Let Me Entertain You мы и писали специально как открывашку, но с тех пор много лет прошло уже, и было бы очень круто, когда в следующем году начнется стадионный тур…»
«Ее вообще трудно куда-то еще поставить, кроме как в начало, — Роб перебивает и уводит тему в сторону. — Потому что если спеть „Я вас развлеку“ пятым или шестым номером, или вообще в финале — то какой смысл, уже ведь развлек».
«Но, — объясняет Гай, — мы думаем, что можно ставить ее второй,
«Ну, эта мысль нам в голову пришла десять минут назад, — сообщает Роб. — Но было б правда охрененно круто».
Гай дает Руфусу послушать то, что уже есть.
«Невозможно не думать о Дэвиде Боуи», — сказал Руфус и запел:
Прощай, Зигги Стардаст.
Солнце опускается на нас.
«Не знаю, — он обдумывает заново. — Не захочешь на этом слишком заморачиваться».
Руфус и Роб импровизируют на первую мелодию, и рождается черновой набросок текста, и тут Гай замечает, что у него-то тоже есть и мелодия и идея, о чем текст. Есть у него нормальные стихи или нет, но он напевает «рыбу»:
Welcome to the heavy entertainment show
Where the nehnehneh and the nehnehno.