Читаем Robbie Williams: Откровение полностью

И они начинают. Почти ночью, уже вернувшись домой, в лифте на второй этаж, где спальни — у нового дома Роба, как и у предыдущего, есть лифт, и, поскольку и там и там лифт остался от прежних хозяев, а не встроен по капризу поп-звезды-не-ездят-в-лифтах, он ими почти не пользуется — самое последнее что Роб скажет мне перед сном: «Я настолько искренне восхищаюсь Руфусом и его талантом, что решил: мне бы лучше спеть отлично». Так и сделал. «Blasphemy», сложная и мрачная сага о расстроившихся отношениях — это точно та песня, которая много значит для него. Он часто говорит, и частенько это подтверждается, что забыл слова какой-нибудь самой знаменитой своей песни (на сцене для этого всегда телесуфлер), но Blasphemy очень длинная, а он помнит каждую строчку. И, возможно, вдохновленный и уважением к Руфусу, и духом соперничества с ним же, такой вот комбинацией, он поет эту песню мощно и прекрасно, дальше происходит то, что и должно бы по логике, безо всякой подготовки. «Я считаю, что стоит спеть песню Дэвида Боуи», — говорит Руфус, и из-за стола доносится согласный хор. «Но я их плоховато знаю», — добавляет он.

Гай, все еще сидящий за пианино, начинает наигрывать «Changes», но Роб его останавливает — он лучше споет «Kooks».

«Знаешь „Kooks“?» — спрашивает он Гая.

Гай знает ее, начинает играть, и совершенно естественным образом, безо всяких обсуждений, Роб и Руфус поют дуэт. В этой сцене есть нечто неуловимо трогательное — они просто сидят за ужином и поют совершенно спокойно, без суматохи, но с очень большим значением. Получились очень теплые поминки. А звучит просто изумительно. Можно гордиться, что при этом присутствовал.

«Дэвид Боуи… Дэвид Боуи», — закончив петь, шепчет Роб.

На сей раз Гай начинает наигрывать Changes, и Роб запевает, читая слова с компьютера Гая. В припеве присоединяется Руфус — Роб поет ch-ch-changes, Руфус — строчки между. Роб поднимает руки к небу. Когда Гай играет коду, Роб тихо хлопает и в последний раз приглушенно произносит «Дэвид Боуи».

* * *

Пару дней спустя Робу попадается воспоминание о Дэвиде Боуи, написанное британским журналистом Диланом Джонсом. Там есть фрагмент про то, как Джонс и Боуи останавливались в лондонском отеле Halkin примерно году в 2002:

«Мы добрый час потратили на обсуждение, почему так знаменит Робби Уильямс… Кажется, что его несколько злит успех Робби, потому что, по его мнению, он чуть больше, чем ретро-певец-танцор. Боуи же почти всю свою карьеру следовал инстинкту, в надежде, что тот совпадет с массовым вкусом, так что когда он столкнулся с феноменом, который ему непонятен (как Робби Уильямс), он захотел добраться до его основы. Боуи пришел в ярость, узнав, что Робби взял многое у темы Джона Барри „You Only Live Twice“ для „Millenium“… он удивлялся, как, черт возьми, это с рук сошло».

«Я проснулся часов в пять, — рассказывает на следующее утро за завтраком Роб, — расстроенный тем, что Дэвид Боуи не любил меня».

Роб размышляет: может быть, Дэвид Боуи такие чувства стал испытывать после того, что случилось на NetAid. Это было такое благотворительное шоу на стадионе Уэмбли в 1999 году, против бедности. В афише были оба, Уильямс и Боуи. Фестиваль стал одной из главных ступенек в возвышении Роба: «Одна из таких, как Том Джонс на The Brits, Майкл Паркинсон — я вышел на сцену и меня приветствовали в стиле „тот, кого все больше всех любят“. Волной любви захлестнуло. Эйфория полнейшая. И я всеми управлял». Роб спел всего пять песен, но это были его топовые синглы: «Let Me Entertain You», «Millenium», «Strong», «Old Before I Die» и «Angels».

«После меня вышел Дэвид Боуи, и его сет оказался подобран так, как будто не ставилась задача порадовать народ», вспоминает Роб. Боуи включил в программу песни из своего последнего на тот момент альбома Hours: «…И принято это было не очень хорошо».

Может быть, в этом все и дело.

Но чувства — смешанные. «Ну я типа да, оплакиваю потерю, но тут все сложнее уже», — говорит он.

Позже в студии он снова поднимает эту тему.

«А ты-то читал про эту фигню про Боуи, о которой Дилан Джонс из GQ сегодня рассказывал? — спросил он Гая. — Ну где они долго разговаривают на тему того, что в мой успех трудно поверить?»

Роб замечает, что вообще-то и раньше слыхал, что Боуи о нем слегка пренебрежительно отзывается. Конкретно однажды Боуи сказал в интервью BBC вот что: «Я знаю, что есть Кайли, Робби, шоу „Поп-идол“ и все такое прочее. От этого никуда не денешься, если ты в деле, так что мне известно все о той части британской поп-музыки, где царит дух развлечений в стиле круизного лайнера».

«Помню, я тогда от этого такой: о-о-о…», — говорит он Гаю. Но Роб понимает, что сам часто разглагольствовал в таком стиле, заботясь более о том, чтобы его слова были интересными и честными, чем осторожными и дипломатичным.

«И я про некоторых людей такое думал», — говорит Роб.

«И о себе», — уточняет Гай.

«Ага», — соглашается Роб.

* * *

Сентябрь 2006 года

Перейти на страницу:

Все книги серии Music Legends & Idols

Rock'n'Roll. Грязь и величие
Rock'n'Roll. Грязь и величие

Это ваш идеальный путеводитель по миру, полному «величия рока и таинства ролла». Книга отличается непочтительностью к авторитетам и одновременно дотошностью. В ней, помимо прочего, вы найдете полный список исполнителей, выступавших на фестивале в Гластонбери; словарь малоизвестных музыкальных жанров – от альт-кантри до шугей-зинга; беспристрастную опись сольных альбомов Битлов; неожиданно остроумные и глубокие высказывания Шона Райдера и Ноэла Галлахера; мысли Боба Дилана о христианстве и Кита Ричардса – о наркотиках; а также простейшую схему, с помощью которой вы сможете прослушать все альбомы Капитана Бафхарта и не сойти с ума. Необходимые для музыканта инструменты, непредсказуемые дуэты (представьте на одной сцене Лу Рида и Kiss!) и трагическая судьба рок-усов – все в этой поразительной книге, написанной одним из лучших музыкальных критиков современности.

Джон Харрис

Биографии и Мемуары / Музыка / Документальное

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии