Robbie Williams: Откровение

«Наверное, — предполагает Айда, — она наконец послушала Rudebox».

* * *

Утром за завтраком Роб читает Тедди книжку «Все какают». Потом едет к психотерапевту. Он периодически ходит к врачу — почувствовав, что надо. Сегодня у него новый доктор, они еще не общались. После приема он делится впечатлениями: «Я говорил очень много, долго. Но доктор мне очень понравился».

Он уточняет кое-что, о чем именно говорили: «О том, как я не хочу общаться с людьми и как паникую, когда я не дома, хотя не так сильно здесь, как в Юкей. И что когда сажусь в самолет или выхожу из машины — то обосраться могу». Потом добавляет: «И я еще рассказал типа про траты. Меня пугает, как утекают деньги, потому что я не умею быть взрослым».

Он смеется, потом продолжает.

«Я серьезно. Я не шутил, ничего не приукрашивал, не прятал счет, не ходил в супермаркет — здесь у меня прогресс слабоват. У меня здесь дети, а если деньги уйдут, то я не знаю, что делать. Я пойму как, достаточно быстро, но…»

Тут он сам понял, как это звучит. Что вот это вот то, что его беспокоит. «Я знаю, — признает он, — что по-настоящему это проблема из серии „сердце кровью обливается“. Но по-настоящему для меня это и есть моя жизнь».

А если вы — Робби Уильямс, то какой вам смысл, придя к врачу, разговаривать о чьих-то проблемах?

* * *

Ближе к вечеру, сидя с Майклом и Дэвидом, Роб высказывает одну просьбу. В который раз.

«Мне, Майкл, новый компьютер нужен». Он показывает трещину в том компьютере, которым он сейчас пользуется.

«Ты что, снова его ронял?» В вопросе Дэвида скорее веселье, чем что-либо еще.

«Чувак, за последние полмесяца он у меня пять раз падал», — отвечает Роб.

Но тут он с радостным возбуждением делится новым открытием — что вина за это и другие подобные несчастья лежит, возможно, не полностью на нем.

«Доктор спросил, а вот в детстве вы теряли ли вещи, роняли их, не могли сконцентрироваться… И я такой: ну да!»

И его радует то, что это может означать.

«Так что, — провозглашает Роб, как будто это значит как минимум в одном смысле, что за все за такое с него можно снять ответственность, — это обстоятельство».

* * *

На следующий день в гости приезжает продюсер Стюарт Прайс — в теннис поиграть. Роб упоминает, что вчера начал курс психотерапии. «И он мне такой: ставили вам в 15 или 16 лет диагноз депрессия?» — говорит Роб и заливается смехом. Ну абсурд же — как кто-то может подумать, что в Британии может такое происходить?

«Да уж, такого у нас в Британии нет», — соглашается Стюарт. (Он тоже англичанин.)

«Я вообще о таком узнал только когда в клинику попал, — говорит Роб. — Что? Я это могу называть каким-то термином?»

В теннис выигрывает Стюарт, но Роб отыгрывается за бильярдом. Потом они совершают мандариновую прогулку с Крисом Бриггсом и Дэвидом. Пока идут, Роб уже по-другому, более сжато и сухо, рассказывает, как был у врача:

«Я заговорил об Айде и детях, и добрался до того, что мне надо исправить самооценку».

Все смеются.

«Нет, — возражает он, — именно так и произошло».

* * *

Декабрь 2006 года — февраль 2007-го

В первых числа декабря Роб отправил мне мейл из Австралии:

«Год ужос нах… почти кончился… потом смогу наконец башку в порядок привести… пора менять все уже… в итоге весь тур и все, что он сделал с моей головой, будет мощным (духовным) даром. Но сейчас… и т. д.».

* * *

Последний отрезок тура Close Encounters стартовал в конце ноября.

«В Австралии было реально жестко, — вспоминает он. — Я не спал. Мне от синдрома дефицита внимания и гиперактивности прописали таблетки, а они, конечно же, содержат амфетамин, на который я, конечно же, подсел, так что одна таблетка не действовала на меня, две не действовали, три, так что я стал уже горсть зараз принимать. А это как мешок Pro Plus съесть: тебе сразу страшно, неуютно, с ума сходишь, паранойя».

Последний концерт состоялся в Мельбурне 18 декабря 2006 года.

«Не спал вообще, — рассказывает он. — А надо было выходить петь перед восемьюдесятью тысячами народу или сколько их там было. Это вот напрягало сильно. Себя подвести, их подвести, подвести тех, для кого я работаю. И к тому же отыграв в том году несколько успешных концертов и понимая, на что я способен — вне зависимости от того, считаю я себя этого достойным, или нет. А в тот вечер — ну точно нет. Энергии у меня уже просто вообще не осталось. Я был затраханным. Но о концертах, которые оказались дерьмовыми, никакой волны плохих отзывов не было. Так что я объявился и выдал все, что у меня оставалось, пусть и в измененном состоянии».

После этого — обратно в Лос-Анджелес. Теперь наконец-то у него есть время и место, чтобы расслабиться, прийти в себя, выздороветь.

Но так не случилось.

«Никакого облегчения, — говорит он, — потому что я понимал, что придет какая-то расплата — душевная, физическая и умственная — за то, что я только что прошел».

Когда твой мир рушится, подчас трудно это остановить.

* * *

После любого тура всегда какое-то время тяжело.