Robbie Williams: Откровение

«Мне реально что-то странное снилось, — рассказывает он, — что я подрочил Джорджу Майклу. Но не член — у него вагина была. Мы с Джонни и Айдой были в каком-то карьере, который вроде как и не карьер, и еще у нас была лодочка, которая утонула, а там пятнадцать футов в глубину, и Айда такая: достань, ты можешь. Я: не могу. Потом появляется какой-то плавучий дом, мы с Джонни на него забираемся, на крышу, и тут слышим: вернемся всего через час, и он отчаливает. Мы такие: ох черт, надо ж им сказать, что мы тут. Мы сказали, они остановились, выпустили нас. А потом я оказался дома у Джорджа Майкла и, не знаю почему, стал ему дрочить. Я помню, еще думал: это ж мой первый сексуальный контакт с мужчиной — он того не поймет, но я ему и не скажу. Но он при этом как будто девушка, причем в одежде какой-то шифоновой. Мы потом поговорили и он расстроился. Очень чувствительный. Из-за чего-то, что я сказал перед мастурбацией. А там еще Эндрю Риджили находился. Я потом пошел вниз, и оказалось, что сегодня — мой день рождения, а Айда узнала, где я, пришла с шариками и так далее, — это в доме Джорджа Майкла-то. И она такая: Бухаем! И я такой: О господи, я только что подрочил Джорджу Майклу, что я должен чувствовать? А ты все это приготовила мне на день рождения? И я такой в раздумьях: Сказать ей или не говорить? Это не настоящая измена, я ведь удовольствия не получил».

«Мелатонин принимаешь?» — уточняет Дэвид.

«Ага».

«Да, он-таки помогает, говорит Дэвид, „но мозги немножко не в ту сторону сворачиваются“».

«Ох, — добавляет Роб как бы соглашаясь, — ага, до сна про мастурбацию Джорджу Майклу мне снился зомби-апокалипсис. С участием Френка Оушена».

Он направляется в телевизионную студию. В гримерке пока его красят он оповещает всех о последних событиях:

«Угадайте, кому я во сне сегодня дрочил? Джорджу Майклу. И у него была вагина».

Чуть позже входит Дэвид Уоллиамс, который ведет сегодняшнее шоу.

«Хочешь, расскажу, как я вздрочнул…?» — и Роб снова рассказывает свой сон.

«Ну, если без пениса, — решает Дэвид, так, как если бы выступал в роли некого авторитета по данному вопросу, — то не считается».

Позже Роб встречает Луиса Уолша, также выступающего в сегодняшнем шоу. Луису он ничего про сон не рассказывает, но Луис делает ему комплимент — Роб прекрасно выглядит. Роб потом изображает это в лицах: «Ты здорово выглядишь! Классно просто! Господи! Я к тому — в прошлом году на „X Factor“ ты был жирным!»

* * *

На следующий день в студии Гай вслушивается в текст песни «The Brits 2013».

Тут как в вендиспансере — одни члены,
Ужасно грустно и уныло очень.
И честно, сэр,
Такому шоу-бизнесу я предпочту офис.

«Ну хорошо, — резюмирует он. — Как там идет болтовня — нормально. Понимаю теперь, почему ты хочешь выпустить ее прямо сейчас».

«Не могу ждать три года, — говорит Роб. — В смысле — в свинговый альбом она не войдет».

«Кто-то должен это сказать, — говорит Гай. — Никто другой не скажет».

А Роб продолжает:

Я знаю, что разжирел, но не путаем:

За каждый мой заработанный миллион мне пекут пирожок.

* * *

Днем они делают перерыв и заезжают к Гаю домой ненадолго. Роб вспоминает, как приехал к Гаю туда, где тот того жил, сразу после рождения его первой дочери, и валялся на кушетке с похмельем.

«Ты долго пролежал на софе, — говорит Гай. — Требовал колбасок».

«Ничего я не требовал», — возражает Роб.

«По-моему, сказал одно слово, — уточняет Гай. — „Колбасок“».

Когда десятилетний сын Гая Марли возвращается с пейнтбола, Гай просит его сыграть Робу на барабанах, показать свое умение. Сын не хочет. Роб относится с пониманием: «Меня в детстве тоже заставляли постоянно что-то изображать. Давай Томми Купера! Давай то, се, пятое, десятое! А мне вот совсем не хотелось».

Но затем Роб сам уже подбадривает Марли, давай, покажи. Гай садится за фортепиано и они с сыном исполняют «Come Together». «Марли, отлично сыграл!», говорит Роб. Потом он смотрит в тетрадь мальчика по математике. Там примеры. Роб качает головой: «Да уж, не Скуби-ду. Но ведь тебе это не пригодится, сам понимаешь. Не, не пригодится. Но удачи — пусть тебя это не собьет с толку. Я-то сам даже складывать и вычитать не умею. Реально не умею».

Наверное, Гай и Эмма не очень хотят, чтобы их сын такие речи слышал, но вот сегодня придется.

«Меня школьная система обламывала, — говорит Роб. — Но тогда не было слова „дислексия“, тогда было слово „тупой“».

И еще один вопрос к Марли: «Чем в жизни заниматься будешь, решил?»

«Неа», — отвечает Марли.

Роб кивает. «И я тоже. Скоро сороковник, а я все не решил».

* * *

По возвращении в студию, чтобы закончить песню, Роб хватается за одну из гитар Гая и бренчит аккордами.

«На ней „How Peculiar“ сочинялась», — замечает Гай.

Роб помнит тот день.