Робеспьер

"У меня никогда не было в качестве принципа ничего, кроме народа, который, устремляясь к свободе, должен быть беспощаден к заговорщикам".

Робеспьер, декабрь 1792 г.

Мартине, за подаренное время

Перевод любительский, не для использования в коммерческих целях, все права принадлежат автору и издателю. Некоммерческие публикации и цитирование делать обязательно с указанием авторства.

Эрве Лёверc "Робеспьер"

Издательство "Файар"

Перевод с французского: Анастасия Кравец

Редактор перевода: Надежда Гревцева

За пределами "воплощённой Революции"

Это было в конце 1980-х гг. Некий старый человек высадился в Орли. В течение долгого времени он, наверняка, не покидал свою родную Калабрию; на этот раз, чтобы вновь повидать свою сестру, её мужа, их детей, уже много лет проживающих во Франции, он на несколько дней покинул свое предприятие по сельскохозяйственным работам и своих родных. Во время своего пребывания там, он жил у племянника, в одной из маленьких коммун в Артуа. Он высказывал лишь одну просьбу: поехать в Аррас, чтобы увидеть дом Робеспьера. Не говоря по-французски, без подлинного знания Франции, он знал, что член Конвента жил здесь в своей юности. Однажды утром его родственник повёз его посетить город. Поблизости от театра, на мощеной улочке, узкой и тёмной, высилось здание из кирпича и белого камня с фундаментом из песчаника; оно все еще имело красивый вид. Это был одноэтажный дом, слегка возвышавшийся над улицей; просторный дом с дверью и пятью окнами на фасаде; удобный, с по-настоящему высоким потолком. Робеспьер жил здесь между 1787 и 1789 г. Старик надолго остановился перед молчаливыми стенами, взволнованный, растроганный. Он плакал.

Сколько людей так же проделывали путешествие, подобное этому паломничеству? Сколько других проходило мимо этого дома с непониманием или гневом?

Были те, кто за, были те, кто против. Существовали те, кто видел в Робеспьере чистого демократа, друга народа, готового к высокой жертвенности, но несправедливо оклеветанного, весть о котором оставляет надежду будущим поколениям; они воспринимали его как Неподкупного, человека, требовавшего всеобщего мужского избирательного права, отмены смертной казни, признания "права на существование". С другой стороны, существовали те, кто считал его безумным революционером, бесчувственным преступником, главным ответственным за Террор, чудовищем, ввергнутым в ад национальной памяти.

Робеспьер разделял, и все еще разделяет сегодня, общественное пространство. Есть те, кто за, есть те, кто против. Если послушать Жана-Люка Меланшона, убежденного, что уравнительная работа Революции "не окончена": он определяет Робеспьера как "пример и источник воодушевления". Или послушать Жана-Франсуа Копе, упрекающего Франсуа Олланда в стигматизации некоторых категорий французов, как раньше делали революционеры ("Сначала обезглавим, обсудим потом"). За этой игрой отсылок, повторяющейся во французских публичных дебатах, полемика, в ходе которой всплывает имя Робеспьера, регулярно захлестывает СМИ: это "откровения" о лице и здоровье члена Конвента, саркоидоз которого будто бы мешал его решениям; начиная с двухсотлетия Революции, это требование о признании так называемого геноцида вандейцев, одним из организаторов которого он якобы являлся; с 1970-х гг., не без влияния отказа от коммунизма, это осуждение революционного происхождения тоталитаризма XX века... За рамками академических связей, эти споры зачастую обременены живыми политическими проблемами; они возвращают к расколу на правых-левых, однако, они не могут прекратиться. Они подпитываются также вопросами о природе республики, противоположными взглядами на её происхождение, всегда горькими воспоминаниями о таких революционных событиях, как ужасная война в Вандее и Террор.