Робеспьер

Молодой адвокат испытывает безусловную гордость от своего успеха. Он посылает свою судебную речь различным деятелям; в их числе Бенджамин Франклин, которого он называет "самым знаменитым учёном вселенной"[41]. Обсуждая его сопроводительное письмо, многие авторы упрекали адвоката в том, что он говорил только о себе, и забыл воздать должное Бюиссару. Но это значит забывать, что с конца 1782 г. Франклин был информирован о ходе дела самим Виссери, а потом посланной ему докладной запиской Бюиссара. Написанное Бюиссаром и Робеспьером в равной мере отправлялось в прессу, которая создавала вокруг этого широкий резонанс.

"Меркюр де Франс", которая в прошлом году сообщала об этом деле, информирует своих читателей о его счастливом завершении в номере от 21 июня 1783 г. Отдав должное совету Артуа, защитнику полезного изобретения, газета называет имя Бюиссара, автора "достойной уважения записки", и уточняет в примечании: "Г. де Робеспьер, молодой адвокат редких достоинств, продемонстрировал в этом деле, которое было делом о защите науки и искусства, красноречие и проницательность, дающие высочайшее представление о его компетенции". Откроем другие газеты. "Журналь де саван" ("Учёная газета") утверждает: "Г. де Робеспьер раскрыл свою тему с большой эрудицией и умом, и это достойно признания учёного сообщества". "Журналь литерэр де Нанси" ("Литературная газета Нанси") уверяет, что "судебная речь г. де Робеспьера, молодого адвоката выдающихся достоинств, заслужила всеобщие аплодисменты". Со своей стороны, "Журналь женераль де ля Франс" ("Главная французская газета"), предлагая рассказ об этой истории, подчёркивает силу защитительных речей, "которые читаешь с удовольствием", и указывает, где в Париже можно их раздобыть. Успех у критики полный.

Именно в те дни, что последовали за решением совета Артуа (31 мая 1783 г.), Робеспьер возвращается к своим родным в Карвен. Если бы не существовало странных интерпретаций письма от 12 июня, адресованного г-ну и г-же Бюиссар, было бы бессмысленно к нему возвращаться; один из самых сильных его моментов – это воспроизведённая выше похвала пирогу, которая достаточно говорит о его тоне. Желая обнаружить суровость будущего члена Конвента под горячностью юного адвоката, некоторые, однако, не колеблясь, делают из анализа этого письма поразительные выводы. Рассмотрим его недавнее толкование Лораном Дэнгли, по крайней мере, в общих чертах (его объём семь страниц). После множества шуток, Робеспьер рассказывает о выезде из Арраса через ворота Молан, где служащие взимают налог на перевозимые грузы: "Вы правильно полагаете, что я не упустил возможности обратить взгляды в эту сторону, я хотел посмотреть, не опровергнут ли бдительные стоокие аргусы откупа налогов свою известную с античности репутацию существ вежливых, я сам, воодушевлённый благородным соперничеством, осмелился притязать на славу превзойти их в вежливости, если это возможно. Я склонился к краю экипажа и, сняв новую шляпу, которая покрывала мою голову, поприветствовал их с любезной улыбкой, рассчитывая на соразмерный ответ. - Поверите ли вы этому? Эти служащие, незыблемые, как платежи за вход в их помещение, смотрели на меня недвижным взором, не отвечая на моё приветствие. Я всегда отличался бесконечным себялюбием; этот знак презрения задел меня за живое и подарил мне на весь остаток дня невыносимое настроение"[42]. Из этой беглой насмешки над холодностью и невежливостью агентов фиска, из этих шутливых фраз, которые заканчиваются ироническим намёком, Лоран Дэнгли делает вывод о "непростительной обиде", которая пробудила чувство неполноценности в молодом адвокате, "обратную сторону его мании величия".