Робеспьер на троне

Но вот, в конце первого периода строения, в XVII веке, явился кризис, явилась неспособность нации определить себе, в чем суть той правды, которую государственная идея требует прилагать к строению социальному и политическому. Если бы это осталось неясным для русской нации, если бы работа по уяснению этого, оказалась для нее непреодолимою, то это угрожало бы существованию монархии. Действительно, если государственная идея русского народа есть вообще фантазия и ошибка, и ему должно усвоить обычную (Римскую) идею государства, как построения чисто юридического, или же если идея русская хотя и высока, но не по силам самому русскому народу, то в обоих случаях — эта идея для России сама собою упраздняется.

Вместе с тем, упраздняется и мировая миссия России, ибо в сфере построения государства на основе юридической решительно все народы доказали свое превосходство перед русскими.

Стало быть, если, за банкротством русской идеи, кто-нибудь должен устраивать государство на пространстве Русской Империи — то уж во всяком случае не русские, а поляки, немцы, татары, или даже евреи, и кто бы то ни было, только не русские, которые во имя справедливости, во имя правды, должны отказаться от господства, и перейти честно на роль народности подчиненной, не устраивающей других, а принимающей устройство от тех, кто по умнее…

Что есть правда? Какую правду несет Россия народам и государствам земли, во имя чего русский народ господствует, а следовательно какой смысл существования созданной им верховной власти?»…Все сложности, борьба социальных элементов, племен, идей, появившаяся в современной России, не только не упраздняют самодержавия, а напротив — требуют его.

Чем сложнее внутренние отношения и споры в Империи, среди ее 70 племен, множества вер и неверия, борьбы экономических, классовых и всяких прочих интересов — тем необходимее выдвигается единоличная власть, которая подходит к решению этих споров с точки зрения этической.

По самой природе социального мира, лишь этическое начало может быть признано одинаково всеми, как высшее. Люди не уступают своего интереса чужому, но принуждены умолкать перед требованием этического начала».

Всякое отступление от традиционных форм национальной власти, обеспечившей возможность существования русскому национальному государству, всегда приводила к национальным катастрофам: так было при Петре, так было и при февральской революции. Возвращение к принципам февраля, это возвращение к поискам новой ямы, только иной, чем большевизм формы.

«По дороге от палача к братству, — как это красочно заявляет И. Солоневич в «Народной Монархии», — мы все таки прошли, несмотря на губительные последствия совершенной Петром революции, все же гораздо большее расстояние, чем западная Европа, на духовных дрожжах которой взошел большевизм».

Наше двухсотлетнее духовное рабство перед Западом будет оправдано только в том случае, если ценой этого духовного рабства, после большевизма мы достигнем, наконец, сознания своей политической и культурной самобытности, как ценой татарского ига мы достигли сначала национального единения, а затем национальной независимости.

«В широко распахнутое Петром «окно в Европу» пахнул не только ветер европейского просвещения, но и тлетворный смрад «чужебесия».

Всероссийскую кашу, заваренную Петром из заморских круп, которая оказалась и «солона и крутенька», пришлось расхлебывать детушкам замордованных Петром людей. Прошло уже два с половиной столетия, а детушки все еще не могут расхлебать эту кашу.

Если со времени Петра Европа была проклятием России, то единственное спасение после падения большевизма, заключается в том, чтобы вернуться к национальным традициям государственности и культуры.

Вернуться к национальным принципам Москвы, это значит вернуться к политическим принципам Москвы, это значит вернуться к политическим принципам, проверенным народом в течении 800 лет. Вернуться к принципам февраля или принципам солидаризма, это значит снова пытаться тащиться по европейской дорожке, которая уже привела нас к большевизму.

Не все дано человеку переделывать по собственному вкусу.

«Попробуйте, — писал незадолго перед смертью известный писатель М. Пришвин, — записать песню соловья и посадите ее на иглу граммофона, как это сделал один немец. Получается глупый щебет и ничего от самого соловья, потому что сам соловей не только один со своей песней: соловью помогает весь лес или весь сад. И даже если рукою человека насажен сад или парк, где поет соловой — все равно: человеком не все сделано, и человек не может сделать того, о чем поет сам соловей».

С. Платонов. Лекции по русской истории. Изд. 9-ое, Петроград. 1915 год.

С. Платонов. Лекции

С. Платонов. Лекции

С. Платонов. Лекции. стр. 481

С. Платонов. Петр Великий. стр. 62.

И. Солоневич. Народная Монархия. часть V

С. Платонов. Петр Великий, Личность и деятельность. Издательство «Время». стр. 54

С. Платонов. Лекции по русской истории. Стр. 483.

Ключевский. Курс русской истории.

Зызыкин. Патриарх Никон.