Робеспьер на троне

«Разумеется, за всеми частными поводами для недоброжелательства зияла все та же пропасть, разверзшаяся с Петра. Интеллигенция, как дворянское детище осталась на той стороне, немецкой безбожной, едва ли не поганой»…

Такие признания делает Г. Федотов, убежденный западник, интеллигент 96 пробы.

Яростный противник самодержавия А. Герцен и тот признался, что «Крестьяне не приняли преобразований Петра Великого. Они остались верными хранителями народности».

В статье «Новая фаза русской литературы» А. Герцен, вождь русских западников, дал следующую оценку результатов совершенной Петром революции: «Петр I хотел создать сильное государство с пассивным народом.

Он презирал русский народ, в котором любил одну численность и силу, и доводил денационализацию гораздо дальше, чем делает это современное правительство в Польше.

Борода считалась за преступление; кафтан — за возмущение; портным угрожала смерть за шитье русского платья для русских, — это, конечно, nec plus ultra.

Правительство, помещик, офицер, столоначальник, управитель (интендант), иноземец только то и делали, что повторяли — и это в течении, по меньшей мере шести поколений — повеление Петра I: перестань быть русским и ты окажешь великую услугу отечеству».

IV

Петр в наши дни имеет горячих защитников не только в лице большевиков. Имеет он поклонников и в лице разношерстной интеллигентской камарильи, обретающейся заграницей (эсеров, либералов, меньшевиков, кадетов и т. д.). Уважают Петра Великого, конечно, и жалкие эпигоны русского западничества, поклонники западных дирижизмов и солидаризмов — бывшие русские националисты-солидаристы.

Большевики давно и серьезно признали Петра своим предшественником и все время проводят, и надо сказать не без основания, параллели между жестокой, антинациональной эпохой Петра и такой же жестокой и антинациональной эпохой Ленина и Сталина. Даже памятник Петру собираются ставить в Воронеже.

В главе «Самосознание Петербургского периода» Л. Тихомиров, подводя итоги начатого Петром периода просвещения, говорит, что «сильный рост Империи, вхождение в ее состав множества разных племен сильно затруднял работу по выработке национального самосознания.

В период ученического просвещения, когда приходилось вырабатывать свое самосознание, Россия вливала в себя массу новых, нерусских элементов, каждый из которых должен был изменять самую природу ее национальности.

Работа самосознания происходила так сказать, в субъекте беспрерывно меняющемся».

Поставив вопрос не является ли нынешний русский народ психологически новым народом, Тихомиров на этот вопрос отвечает отрицательно. «Общий тип современной русской национальности, в психологическом типе, несомненно, остался тот же, как был в Московской Руси. Сравнение исторически известных личностей и деятелей, сравнение песен, пословиц и т. д. несомненно убеждает, что в общем русский народ XX века в высшей степени сходен с народом ХVII века».

Объясняется это по мнению Л. Тихомирова тем, что «русская национальность и раньше сложилась, как тип смешанный. Новые примеси, особенно столь разнообразные — не мешали, поэтому, сохранению прежнего типа и, быть может, даже способствовали его более яркому выражению».

«Если тип русского, — пишет Л. Тихомиров, — остался тот же, то его характеристическая «универсальность» проявилась еще больше и сознательная разгадка его всеми наблюдателями признавалась очень нелегкою. Русским, ввиду указанных выше причин, в период его ученического просвещения выпали очень тяжелые задачи в области самопознания. Усложнило эту работу еще больше заимствование Петром западных форм государственного строительства.

Рабское усвоение образованными русскими духа и форм западной культуры, которую они восприняли как «общечеловеческую» привело к сильнейшей форме космополитизма и презрению ко всему русскому, в том числе и к национальному государству и национальной власти».

«Несмотря на то, что проблески национального самосознания у русского народа проявились очень рано, сильное подражание образованных слоев европейской культуре сильно затруднили выработку национального политического сознания».

«Развитие монархического принципа, его самосознание, — замечает Л.

Тихомиров в главе «Инстинкт и сознание», — после Петра у нас понизилось и он держался у нас по-прежнему голосом инстинкта, но разумом не объяснялся».