Робин Гуд

Скарлет встал, протирая глаза. Маленький, востроносый, он одет был в лохмотья; на шее блестело широкое медное кольцо, на котором выбито было имя сэра Стефена, потому что Скарлет был рабом.

– Чего тебе, Эльфер?

– Ты скажи мне, кого лучше иметь господином: норманна или шотландца?

Скарлет запустил палец между кольцом и шеей и усмехнулся.

– Хочешь дать мне другого хозяина? Так, по мне, уж лучше совсем без ошейника.

– Вот и я говорю, – сказал Эльфер, – что проказа, что чёрная оспа – всё равно от чего помирать. Сэр ли Стефен или сэр Ричард Ли…

– Постой, мальчик, это всякому ясно, – перебил его Билль. – Речь идёт не о том. Шотландский рыцарь норманнскому враг. Почему? Потому что норманны пришли из-за моря и отняли у наших господ всю землю, какая получше, и нашего брата в придачу. Робин и говорит: если мы дерёмся с норманном, нам шотландец поможет. Ну, думаю, была не была! И отправился к сэру Ричарду Ли. А тот, как услышал, что мы обложили зАмок, повёл меня в оружейную и сам отобрал для нас тридцать луков с колчанами и двенадцать мечей!

Так сказал Билль, и, едва он вымолвил это, Эльфер схватил его за руку.

– Дай же мне меч, дядя! У меня только тупая коса!

– Мечи – часовым. Пойди скажи, чтобы дали тебе лук: я знаю, стрелять ты мастер. А меч добывай-ка сам.

Билль Белоручка с Робин Гудом двинулись дальше. Издалека ещё они услыхали громкие голоса. Тут никто не спал, все сгрудились вокруг косоглазого, чёрного, как жук, человека. Он говорил, размахивая факелом, и густая копоть кувыркалась над его головой.

– Сорную траву надо вырвать с корнем! Мы разбили змеиные яйца, но змеи остались. Они положат новые, нам на погибель!

– Правильно! Правильно говорит косоглазый! Пусть не останется тут ни одного писаки, который умеет вписывать в жёлтый пергамент нашу судьбу!

– Ты не знаешь, кто этот парень? – спросил Робин Гуд Белоручку. – Я не видел его ни в Сайлсе, ни в Вордене.

– Идёмте в харчевню «Золотой бык»! – кричал косоглазый. – Там сидит монах, который немало на своём веку перепортил телячьей кожи. Клянусь святым Дунстаном, это пёс сэра Стефена!

Вилланы бросили костёр и кинулись в темноту. Робин Гуд и Билль Белоручка задержались, чтобы остановить часовых, которые, выхватив из ножен мечи, побежали следом за толпой. Вдали, прыгая из стороны в сторону, уходил в темноту факел косоглазого; он и вовсе пропал в ночи, и только далёкий гул голосов доносился из мрака, когда Робин Гуд с Белоручкой бросились догонять толпу.

Запыхавшись от быстрого бега, они остановились у входа в харчевню. Дверь распахнута была настежь, но вилланы запрудили проход: не всем удалось протиснуться вперёд, и каждый старался через головы других увидать, что происходит в харчевне. В темноте и давке никто не заметил, что пришли вожаки.

– Вот монах, вот лютый волк, который прикинулся овцой! Бейте его! – долетел до Робина чей-то голос.

Робин пробрался вперёд и увидел за широким столом бродягу-монаха, толстого и широкого в плечах. Десяток дюжих рук схватили его, но монах и плечом не повёл, чтобы освободиться. Рядом с ним стоял косоглазый, которого удерживал Скателок.

– Бейте его! Выпустим кишки из толстого брюха! – кричали вилланы со всех сторон, и только теснота мешала им пустить в ход оружие.

Скателок что-то кричал, но его голоса не было слышно. Чернобородому удалось отшвырнуть его от себя, и в ту же минуту он выхватил у монаха из-за пазухи пергаментный свиток.

– Глядите, глядите! Он везёт сэру Стефену письмо от шерифа!

Острая жердь упёрлась в рёбра монаху, чьи-то пальцы сдавили ему шею. Робин Гуд рванулся вперёд, но тут монах вскочил с моста. Нападавшие скатились с него, как гончие псы с затравленного кабана.

– Берегись, Чёрный Билль! – крикнул он, и тяжёлый дубовый стол опрокинулся, на мгновение загородив тучное тело монаха.

Бочка с вином закачалась над головой толстяка.

– Не жалко вам, христиане, божьего дара? Этой бочкой я прихлопну десяток из вас, и нам нечем будет опохмелиться на ваших поминках!

Круг раздался при этих словах: монах играл в воздухе бочкой, как лёгким поленцем. Все притихли. И тут раздался громкий окрик Робин Гуда:

– Не трогать монаха, ребята! Поглядите прежде, что за грамоту он везёт!

Бережно опустил монах на пол бочку. Между тем Скателок вырвал пергамент из рук косоглазого и вскочил на скамью.

– Бараны! Чтоб вас разорвало на части! Чтоб дьявол дубил вашу шкуру! Горелые пни! Огородные пугала! Разве же можно так? Ах, чтоб вас громом убило! Понимаете вы, безмозглые твари, покарай вас святой Вульфстан и Вольфхэд…

Он размахивал над головой пергаментным свитком, но ничего толкового не мог произнести, потому что ругательства и проклятья сыпались у него с языка, как горох.

Монах был, пожалуй, спокойнее всех. Он слушал, слушал, как бранился виллан, и вдруг звонко расхохотался.

– Хороший приём вы устраиваете святому отцу, который, не щадя живота, спешит вам на помощь! – воскликнул он. – Грамоту я уж давно прочёл Скателоку, а вы…

– Чтоб вам на том свете сам сатана… – продолжал громыхать Скателок, заглушая слова монаха.