Робин Гуд против шерифа

Именно поэтому стали возможными такие события, как возвращение Робина в незаконно отнятое у него поместье Локсли. Он пользовался необычайным авторитетом у жителей окрестных деревень и вот уже неполных семь лет удерживал свой замок и свою землю исключительно силой оружия, словно какой-нибудь христианин-воитель в далекой сирийской Эдессе.

Опасаясь подстрекательств к бунтам, равно как и самих бунтов, верховная власть в лице шерифа «перестала замечать» самоуправство Робина, резонно полагая, что достаточно получать с его урожая и земли причитающийся налог. А Робин славно вел хозяйство и выплачивал все необходимое без неминуемых при любом другом хозяине отсрочек.

Если учесть еще и предельно обострившуюся борьбу между исконными жителями страны, саксами (север Англии оставался их последним оплотом), и не так давно покорившей Англию новой норманнской знатью, то можно представить, какой карнавал и калейдоскоп событий происходил на этой земле. Датчанин Раски, оказавшийся в самом сердце этого водоворота событий, и не гадал, как много в судьбах целого края могли значить его неблаговидные поступки. А если бы он узнал, кто вначале предстал перед ним в образе кобольда, а затем допрашивал его в хижине старых друидов Лопина и Карги, то и вовсе бы диву дался. А ведь когда-то они видались так часто!

Норманн, правда, тоже не сразу узнал в раненом наемнике сына своего влиятельного компаньона, норвежского барона Торстведта, короля пиратов на всем побережье от Бергена до Гибралтара. Лишь по отцовскому медальону, в котором находилась горсть земли со священного родового капища Торстведтов, норманн признал его отпрыска. В то время среди скандинавских юношей, служивших в наемных войсках практически всех государей Европы, был распространен обычай носить при себе родовую землю, но случай с Раски был особый.

Раски был рожден знатной датской особой, едва не королевских кровей. Это была неудачная попытка женитьбы Торстведта, повздорившего с датчанами в одной из совместных экспедиций. Он захватил корабли своих союзников, но сам попал в плен обольстительных чар своей благородной пленницы. После рождения сына вне брака его матери пришлось постричься в монахини, а отец его, нанесший непоправимую обиду датскому королевству, вынужден был покинуть двор норвежского короля, захватив, правда, с собой несколько кораблей с отборной дружиной.

Чтобы куда-то пристроиться, Торстведт с дружиной служил то одному, то другому северогерманскому княжеству, обеспечивая незыблемую защиту их торговым кораблям. Это занятие было очень рискованным, но приносило гораздо больший доход. Словно безжалостное чудище, морской змей, Торстведт со своей дружиной внезапно возникал на пути почти беззащитных торговых судов и суденышек.

От прочих пиратов Торстведта отличало не то, что он был чересчур жесток во время расправы над захваченными корабельными командами. Бывали расправы и похлеще, встречались и гораздо более кровожадные коллеги по этому ремеслу. Но в чем ему не было равных — это во внезапности появления его эскадры на пути торговых караванов и в таком же внезапном исчезновении. Создавалось впечатление, что некий невидимый дьявол, находящийся над небесным сводом, внимательно наблюдал за перемещениями кораблей, делал самые точные прогнозы касательно того, какую добычу сулит нападение на тот либо другой караван, а затем оповещал об этом Торстведта. А тот уже был на подхвате: прилагая не так уж много усилий, Торстведт становился счастливым обладателем несметных сокровищ, оставляя с носом богатейших купцов всего северного побережья.

Горстка норвежской земли, которая находилась на груди его сына-датчанина, была завернута в тряпицу с гербовым оттиском купеческой гильдии Бломмрих из славного торгового города Гамбурга. Это было первое удачное нападение, в котором Раски участвовал наравне с отцом, использовав для этого британский корабль, принадлежавший знатному норманнскому вельможе Шеклбергу. Шеклберг сам находился на корабле в момент нападения: у него были свои виды на то, чтобы посчитаться с гамбургским богатеем. Он своими глазами видел, как сын Торстведта, молодой Раски, одним из первых ворвался на немецкий корабль, оттеснил двоих охранявших борт алебардщиков, ожесточенно сражаясь, пробился к срединной мачте и, вместе с исполином Готфридом, личным охранником своего отца, несколькими ударами тяжелых топоров свалил на воду мачту побежденного корабля.

Теперь Шеклберг, осматривая раненого, обнаружил при нем медальон с материей, на которой сразу узнал изображение ненавистного льва, окаймленного розами. В том бою молодому датчанину еще отсекли кончик левого уха. Шеклберг пристально взглянул на молодого пленника. Да, сомнений быть не могло: они снова встретились, через столько-то лет разлуки. Шеклберг был в гостях у Робина из Локсли и сам вызвался поучаствовать в засаде. В своем родовом шлеме с непомерно огромными бычьими рогами он показался раненому Раски сказочным демоном, лесным кобольдом и здорово напугал его.