Робин Уильямс. Грустный комик, который заставил мир смеяться

Дана Карви, в то время студент Государственного Университета Сан-Франциско, давно тайно мечтал стать комиком, но был для этого чересчур замкнутым. И вдруг он увидел сольное выступление Робина в кафе Berkeley в комедийном шоу «La Salamandra». «Парень взорвал эту комнату, это был Робин, – вспоминает Карви. – Это было настолько легко, я никогда не видел ничего подобного. Ему не надо было что-то делать с голосом, и у него был похожий на британский акцент. К тому же, оказалось, что он был очень застенчивым и стеснительным, пока не начал выступать».

«Народ рассказывал, что Робин может справиться со всем, – говорил Карви. – Во время импровизации он будто дотронулся до женской груди и мило сказал: ”Ой, сиськи“. Это была его взрывная шутка. Но за сценой, в маленькой компании, Робин очень стеснялся и сидел молча. Одна его сторона – монстр на сцене, а вторая – невероятно неловкий. Харизма Робина проистекала из борьбы этих двух сторон».

Комики из Сан-Франциско выступали в Boarding House, музыкальном клубе в Ноб Хилл, чей владелец Дэвид Аллен разрешил Робину выступить на разогреве у рок-группы, а еще на известных стендап-площадках, например Punch Line, открытой Билли Грэмом в финансовом районе. В Открытом театре на улице Клемент, где любили выступать фокусники, жонглеры и танцовщицы, Робин выступал на разогреве комедийной рок-группы Rick and Ruby.

Но для истинно осведомленных, несущих шутки в массы людей, настоящим домом и пристанищем был клуб «Holy City Zoo» – единственная, любимая, достойная, обжитая, заляпанная пивом вонючая дыра.

Замкнутое пространство площадью десять на сто футов с заявленным количеством посадочных мест семьдесят восемь обычно вмещала в себя в два-три раза больше людей. Эта деревянная постройка получила свое название благодаря найденной в маленьком городке под названием Холи Сити в горах Санта Круз табличке. Когда-то в клубе исполнялась джазовая и народная музыка, теперь же здесь проходили комедийные вечера. Джон Канту, ставивший ночные представления с открытым микрофоном и постепенно захвативший все остальное время, во время Вьетнамской войны служил в армии, поэтому он достаточно тупо, но с энтузиазмом продвигал свое шоу: когда ему надо было собрать зрителей, он шел по улице Клемент и кричал: «Комедия! Комедия! Комедия!»

Исключительно от предпочтений Канту зависело, кто получит лучшее время для выступления, но практически всем, кто хотел выступить, он предоставлял такую возможность. «Если вы зарегистрировались до 8:30, то точно выступите, – рассказывал комик и ведущий шоу Дон Стивенс. – Может, в час тридцать ночи и только перед официантами, но вы точно сможете выступить».

Однажды часов до двух ночи Робин перед восторженной публикой обменивался на сцене колкостями с неуклюжим бывшим военным медиком Майклом Притчардом, а одинокий комик все это время стоял наготове. Так как время для выступления было ему гарантировано, Стивенс спросил, хочет ли он еще пойти на сцену? Комик ответил да, видя эту огромную толпу зрителей. «Я буквально прогнал Робина Уильямса и Майкла При-тчарда со сцены. Они ушли, а парень вышел выступать перед спинами расходящейся толпы. После я пошел извиниться перед Робином, что таковы правила. Он не обиделся».

Здесь, как и в остальных клубах, где он выступал, Робин стал местной знаменитостью, которого можно было ждать часами, лишь бы только он появился. Его сценки всегда были импровизированными и всегда разными, и только те, кто близко с ним работал, знали, что его основной дар был в том, что это была не импровизация, а лишь тщательно подготовленная видимость импровизации.

«У Робина была сотня разных сценок в отличие от всех нас, у которых был один образ, с которым мы и выступали, – рассказывал Тони ДеПол. – Затем он начинал импровизировать и сбивался, а пока зрители продолжали смеяться, он все не останавливался. Как только дело стопорилось, он переходил на шутку под номером три, номер четыре и так далее. Так он постоянно выстраивал свое выступление».