Робин Уильямс. Грустный комик, который заставил мир смеяться

«Робин Уильямс, родом из Чикаго, провел свой предподростковый период, перемещаясь между Детройтом и Чикаго, а затем окончательно переехал в Сан-Франциско. Именно тут он обнаружил свои таланты и женщин. Институт закончил очень весело и без малейших шансов на успех. Чтобы не стать патологически бесхарактерным, Робин покинул рай и отправился учиться в Нью-Йорке в Театральную школу Джульярд. Через три года вернулся в Сан-Франциско и приступил к карьере профессионального безумца в стиле стендап. Все остальное – история. Из хобби – плавание, бег по пересеченной местности и кабальное состояние».

В выступлениях Off the Wall Робин старался придержать свое тщеславие и поддерживать дух импровизационного театра в стендап-комедии, и это удавалось ему неплохо.

Голдберг вспоминает одну сцену, которую они играли вместе: «Мы изображали маленьких детей, играющих в бейсбол, Робин зашел за зрителей и играл свою роль оттуда – так раньше никто не делал. Мы делали постановки на сцене, потому что туда был настроен свет и туда смотрели зрители. А тут всем зрителям пришлось повернуться и смотреть на выступление у себя за спиной».

«Так происходило несколько раз, – рассказывал Голдберг. – Не могу сказать, было ли это умышленно или нет. Но в этом был весь он».

Хотя в Лос-Анджелесе Робин мало что мог назвать своим и работал, стараясь закрепиться в городе, он все же был способен на акты доброты, сострадания и благотворительности. Джэми Масада, в дальнейшем основатель франшизы Laugh Factory, был молодым иммигрантом из Ирана, когда впервые встретил Робина в Bla-Bla Caf'e – ресторане и ночном клубе в Студио-Сити. Масада, в то время живший в гараже, так как не имел постоянной работы, говорил на фарси и иврите и учил английский. Несколько раз он попадал на стендап-шоу в те места, где их демонстрируют. И однажды встретил Робина.

«Он ел сэндвич с тунцом и цельнозерновым хлебом, а я был зверски голоден, – вспоминал Масада. – Робин сказал: ”Иди сюда“, я присел рядом, а он заказал сэндвич и мне. Уильямс раскритиковал мое выступление и дал имя преподавателя, которому я должен был позвонить и учиться у него актерской игре». При этом Масада замечал, что Робин никогда не общался с ним как с низшим сословием. «Он здоровался, интересовался как дела, ему было на тебя не наплевать, – рассказывал он. – А я искренне к нему привязался».

Как-то Масада вел в Bla-Bla Caf'e шоу, где был задействован Робин. «Я позвал его на сцену, – рассказывает Масада, – он вышел и спросил, играл ли я когда-нибудь Шекспира. Я не знал, кто такой Шекспир. Кто такой этот чертов Шекспир? Что это такое Шекспир? Робин попытался мне его описать и стал цитировать строки: ”Быть или не быть. Вот в чем вопрос“. Я говорю: ”Что за вопрос? А люди уже начинают смеяться. Я и не знал, что делаю правильно. Люди хохочут, потому что я облажался, а я-то это делаю не специально. Но рядом с ним я чувствовал себя уверенно».

К этому времени выступления Робина превратились в переполненный мешок эпатажных голосов и преувеличенных персонажей, срисованных с людей, которых он встречал во время путешествий, с себя и из своего необъятного воображения: надменный аристократ и славный малый с юга, бурчащий старикашка, проповедник с телевидения и русский с сильным акцентом, отдельные пародии на знакомых и малоизвестных представителей поп-культуры, будь то Манчкин из «Волшебной страны Оз» или плачущий главный герой из «Мухи», злой мяукающий Петер Лорре или общительный эстрадный исполнитель Джордж Джессел. Но ближе всего к его сердцу был классически обученный актер, который говорит на смеси возвышенного Елизаветинского языка и грубых анатомических отсылок.

Робин начал проводить сравнения с эксцентричным Энди Кауфманом, который, казалось, то и дело перепрыгивает с одного героя на другого, даже когда не играет на сцене. Как позже он вспоминал: «Я всего лишь раз поговорил с Энди, когда он никого не изображал. Это было в магазине здоровой еды. Мы поздоровались и поинтересовались друг у друга, как дела. После этого Кауфман медленно, но верно снова вернулся к пародии. Я сказал: «Увидимся. Береги себя».