Робинзон из-под моста

Та ночь была похожа на нашу первую тем, что я снова не мог ее вспомнить в деталях. Калейдоскоп из ярких картинок, ощущений и томного послевкусия. К утру мы измотались и уснули на полуслове. Разбудил меня глухой звонок телефона. Кто-то настойчиво дозванивался до Татьяны. Она, утомленная ночными приключениями, ничего не слышала. Я ждал, когда телефон перестанет звонить, но он замолкал на минуту и потом снова начинал звонить. Причина для такой настойчивости должна быть серьезной.

Татьяна спала раскинувшись, придавив меня ногой. Мне жалко было ее тревожить, чтобы встать и найти телефон. Но этот звонок мог быть для нее важным. Я зашевелился. Татьяна зачмокала губами и перевернулась ко мне спиной. Я вытянулся с матраца вперед и раскидал наши одежды. Телефон звонил в куртке. Его звонок стал громче. Татьяна подняла сонное лицо с подушки.

— Тебе звонят. Уже полчаса, наверное.

— Дай телефон. — Она протянула руку. Я подал. — Мать звонит. Потеряли меня. Аллё, мам, привет, чего звонишь? Спала…, да ты что, обед уже? Вот я подрыхнуть…, пусть орет, скажи, вечером приеду. Всё, пока. — Татьяна бросила трубку. — Привет, секс-машинка.

— Привет. — Комплимент мне понравился. — Уедешь сегодня?

— Да, папа там бушует, мать жалко, без меня всё ей достается. Все хорошее во мне от папы, все плохое от мамы. Ставь чайник, попьем, да буду собираться.

Я готовил завтрак, а на душе было чувство, как будто поминки собираю. Мы оба молчали. Татьяна от того, что ее ждало дома, я от того, что меня ждало без нее.

— Как сюда такси вызвать? — Нарушила она молчание.

— Шестой километр.

— Эхе-хе, никто не знает, что под мостом есть новый адрес.

— И подольше пусть не знают.

Мы позавтракали и молча собрались.

— Проводишь? — Спросила Татьяна с надеждой, как будто я мог ей отказать.

— Не позерствуй, конечно, провожу.

Втроем мы вышли на дорогу и дошли до столба с указателем «6». Татьяна вызвала такси.

— Как тебе Новый год? — Спросила она.

В подтексте вопроса звучало примерно следующее: «Тебе понравилось, что я приезжала?»

— Очень. Это был лучший Новый Год в моей жизни. Побольше бы таких праздников в году. А как тебе?

— Знаешь, Толик, мне, конечно, тоже все понравилось. Я отдохнула по-настоящему, расслабилась полностью, чего давно не могла себе позволить, только я не обещаю, что приеду еще. Душа захотела праздника, я приехала. Когда она захочет в следующий раз, я не знаю, и я не хочу делать тебя жертвой своих капризов. Не бери меня близко к сердцу. Я шаболда, Толик. Относись ко мне соответственно, и у тебя не будет разочарований в жизни.

Я сник и опустил глаза. Я ведь понимал, что мы даже близко не пара, и то, что между нами произошло, стечение каких-то нелепых обстоятельств. Судьба зачем-то свела нас вместе. Может быть, решить наши проблемы, а может, подсунуть новых неприятностей. Татьяна увидела, какой эффект произвели на меня ее слова, и в качестве компенсации подарила мне долгий поцелуй.

Подъехало такси. Водитель странно на нас посмотрел. Татьяна чмокнула меня в щеку.

— Пока! Как доеду, напишу сообщение.

— Хорошо. Давай, пока.

Татьяна прыгнула на заднее сиденье. Успела махнуть на прощанье, прежде чем такси, поднимая снежную пыль, быстро скрылось вдали.

Отношения между людьми, их чувства друг к другу находятся в понятиях метафизической вселенной. Как только два человека начинают испытывать чувства, вселенная вешает между влюбленными канат. Когда чувства у пары одинаковые, канат никуда не двигается, и центр его висит над линией с надписью «гармония». Как только один из пары начинает испытывать более сильные чувства, он перетягивает канат на свою сторону. Это приводит к тому, что второй партнер теряет чувства.

Если моя теория верна, то я тащил Татьяну волоком на свою сторону. В голове не укладывалось, как после такого, что было у нас ночью, можно вот так заявить: «Когда приеду, не знаю, жди, если что, но лучше не надейся». Кровь кипела от воспоминаний, в руках еще остались ощущения прикосновений. Надо обладать или огромной силой воли, или не любить совсем, чтобы поступать так хладнокровно.

Два дня я был в депрессии. Не ходил на работу, не готовил, не уделял внимания Константину. Татьяна мне писала общими фразами, как будто между нами ничего не было. Я чувствовал, как подо мной разверзлась черная дыра уныния, и я добровольно лечу к ее дну. Хреновое состояние, причем ничьей вины, кроме моей, в этом нет. Я не ел, не готовил, валялся на матраце, который еще хранил аромат тела Татьяны.

Меня спас Константин. На третий день моей депрессии он убежал на свадьбу и вернулся к вечеру с окровавленной передней лапой. Припрыгал по сугробам на трех, измотавшись до такого состояния, что сразу упал, как только я открыл ему дверь. Вся лапа была в крови. Кожа, сорванная клыками, болталась лохмотьями. Глаза Константина выражали уверенность, что я знаю, что делать с его проблемой. После того случая, думаю, он держал меня за собачьего доктора.