Робинзон из-под моста

Рана была серьезной, и это отрезвило меня. Какого черта я раскис, как баба, когда мой друган ведет себя, как настоящий мужик. Молчит и терпеливо сносит мои попытки обработать рану. Мысленно я послал подальше черную дыру депрессии. Она схлопнулась и улетела в другую вселенную. Я перестал ее кормить. На душе стало легко, потому что остались только светлые воспоминания, которые можно было воспроизводить в памяти снова и снова, получая удовольствие.

Дни побежали веселее. Мы по-прежнему ежедневно переписывались с Татьяной, обходя стороной тему возможной встречи. Константин быстро пришел в себя, и снова бегал, как ни в чем не бывало. Дни становились длиннее. Солнце начинало греть по-весеннему. На склонах появились первые проталины. С моста днем начиналась грязная капель. Я с нетерпением ждал времени, когда смогу вытащить свой велосипед и приехать на нем на работу. Но это было нескоро.

Пока не наступило настоящее тепло, я расчистил склон выше дома от снега. Я боялся, что меня может затопить. Ледяные стены еще держались и давали мне защиту от ветра, который под мостом был всегда. Весеннее пробуждение природы заряжало меня оптимизмом и хорошим настроением. Особенно меня впечатлило первое пение жаворонков. Вокруг еще лежал снег, а в небе заливались птицы. Я понял: всё, весна пришла окончательно.

Весеннее таяние началось дружно. С юга налетел теплый ветер и снег начал таять на глазах. Ручьи, стекающие с полей и обочин дорог, стремились попасть в старое русло реки, протекающей под моим мостом. Ее бурный поток не прекращался даже по ночам, когда температура падала ниже ноля градусов.

Кажется, это была среда. В тот день я задержался на работе до темна. Константин остался дома, и я возвращался с работы в темноте и одиночестве. Дорогу я знал наизусть, и спокойно ориентировался ночью. Мне попадались лужи, уже прикрытые тонким ледком. С утра я пошел на работу в зимних сапогах, и теперь жалел об этом. То и дело попадая в лужи, я набрал полную обувь воды. Меня это расстроило, и захотелось быстрее вернуться домой.

Путь можно было срезать наискосок, оврагами. Зимой я так и делал, но после того, как снег начал таять, я шел домой по дороге. Какой нечистый подговорил меня это сделать? В оврагах снега еще было полно, и он создавал иллюзию того, что снег там до самого дна. Я смело ступил в сугроб. Сделал один шаг, второй и провалился в воду. Ноги соскользнули по крутому дну оврага, и я скатился вниз, под снежную шапку. От страха и неожиданности я глотнул воды, она попала в легкие. Голова тут же закружилась. Панический страх смерти обуял меня и заставил колотить руками и ногами.

Все продолжалось не больше нескольких секунд. Я пробил толщу снега над собой и встал на ноги. Меня терзал жуткий кашель из-за попавшей в легкие воды. На какое-то время я выпал из реальности. Не понимал, где я нахожусь и что делать. Постепенно кашель успокоился. Горло жгло, перед глазами плыли радужные разводы. Мне удалось успокоиться и найти в себе силы взять себя в руки. Я стоял по грудь в сугробе и по ощущениям, по пояс в воде, ровно посередине оврага.

Я выбрался из оврага по скользкой круче, извалявшись в грязи, как поросенок. Мороз сразу прихватил мокрую одежду. Мне пришлось прибавить ходу, чтобы не окоченеть до дома. Константин чуть не залаял на меня, не признав в грязном комке своего хозяина. Сбросив одежду, я сел на обогреватель и долго согревался. Меня трясло в равной мере от холода и от пережитого страха. Страшно было представить, что меня никто не кинулся бы искать. В этом был минус моего одиночества. Ужасно не хотелось мириться с мыслью, что ты никому не нужен, твоя смерть никого не расстроит.

Татьяны в сети уже не было. Поведать о своем приключении я мог только ей, что я и сделал.

Сон в ту ночь у меня был тревожным. Снилась всякая дичь, которую и описать то было трудно. К утру я понял, что меня сильно знобит. Я натянул второе одеяло, но мне все равно казалось, что где-то есть щели, в которые сквозит ледяной ветер. Я накинул поверх одеяла куртку, штаны и прочую одежду, до которой смог дотянуться не вставая. Свернулся под этой грудой утеплителя калачиком и трясся, как осиновый лист на ветру.

Сходить в туалет стало проблемой. Меня трясло еще сильнее от одной мысли вытащить палец из-под одеяла, не говоря о том, чтобы выйти на улицу. Никаких лекарств у меня не было. Мне не пришло на ум запастись ими после лечения Константина. Что-нибудь от температуры мне бы очень помогло. Выйти на улицу пришлось. Сквозняк вытряс из меня душу. Мне кажется, что моя зубная чечетка была слышна людям, проезжающим по мосту.

Усилием воли я поставил чайник. Выпил обжигающего кипятка и уснул. Проснулся в полной темноте. Константин сопел, а меня по-прежнему трясло. Мне снова надо было в туалет. Как я это сделал, не помню. Меня гнуло и трясло, как молодую березку в ураган. В голову пришла мысль отправить сообщение Татьяне, что заболел и нуждаюсь в лекарствах. Я слабо помню, как вроде бы сделал это, но мой мозг мог создать воспоминания и сам, в состоянии горячечного бреда.