— Бедняжка, ей еще и тридцати не было…
— Ой, что теперь будет?
В ответ прозвучал взрыв. Толпа охнула и инстинктивно пригнулась, несколько секунд тишины, и раздался вопль, умноженный на сотни голосов. Солировала в нем, конечно, Ольга. Поднимаясь с земли, я увидела, что она повисла на Федорове (а этот откуда здесь взялся?) и горько (почти что искреннее) плачет.
Клара держалась за сердце. Карл за поясницу. Соня требовала немедленно провести расследование и наказать всех виновных за смерть ее племянницы. Фима плакал. Я вдруг почувствовала себя Томом Сойером, присутствующим на собственных похоронах. Ощущения не то чтобы приятные, а странные: в конце концов, не каждый день можно узнать, как по-настоящему к тебе относятся люди. Размышления прервала группа телевидения. Разбитная девица оттолкнула меня в сторону:
— Дама, вы загораживаете вид, — и без паузы, ослепительно улыбнулась в камеру, — страшная утрата постигла нас. Сегодня в 11.00 поступило сообщение, что здание факультета культурных отношений заминировано. Неизвестный взял в заложники нового декана: Стефанию Иванову. После длительных переговоров он подорвал себя и заложницу. Пока у следствия несколько версий, в том числе и террористический акт. Ведь злоумышленник поднял руку на самое дорогое, что у нас есть — достоинство и культуру.
Ну, понеслось. Еще немного, и мы будем говорить про основы цивилизации, которые время от времени кто-нибудь да потрясает.
Ушлая корреспондентка тем временем привела откуда-то растерянного Федорова, стряхнула с него Ольгу и поставила перед камерой. Губы у того тряслись, на пыльной щеке виднелась светлая полоска. Похоже, он действительно переживал из-за моей безвременной кончины.
— Федор Федорович, как вы считаете, это была месть или террористический акт?
Федоров молчал. Корреспондентка забежала с другой стороны:
— Или же это чисто бытовое преступление с конкретно политическим оттенком?
Именно эта фраза и вывела Федорова из состояния скорбной задумчивости:
— Такая версия мне в голову не приходила, — честно признался он, — Я как-то не представляю себе покойную… то есть Стефанию, в качестве жертвы бытового убийства. Да и взрыв (он кивнул на окна деканского факультета) свидетельствует обо обратном. Мне кажется… — Тут он оторвал взгляд от камеры и увидел меня. Возникла пауза. Федоров пытался соединить причину и следствие, но у него это не получилось. Девица перестала улыбаться и затравленно переводила взгляд с него на меня.
Я шутливо развела руками: мол, извините, братцы, если что не так. Но живая я, живая.
— Эфа! — дальше следует идиоматическая игра слов с использованием выражений местного диалекта. Конечно, их можно было бы привести целиком, но зачем? Мы их все и так знаем. Могу только уточнить, что моя матушка была помянута не менее десяти раз.
Возвращение из мертвых, на мой взгляд, проходит чересчур надрывно: все то плачут, то смеются, норовят или обнять, или ущипнуть. Ты же прижимаешь к себе сумочку и постоянно ощупываешь карманы: как бы чего не стянули, пока длится этот праздник со слезами на глазах. Наконец, Федоров погрузил пьяных от радости родственников в патрульную машину, сам же вызвался поехать со мной. Так сказать, доставить меня в целости и сохранности домой. Если учесть, что за рулем находилась я, то такой способ проводов показался, мягко говоря, несколько странным. А с другой стороны… Хоть поговорим по-человечески.
Поговорили. Сначала он устроил мне сцену, которую иначе как сценой ревности и не назовешь: мол, где хожу, с кем встречаюсь, и почему мои кабинеты имеют обыкновение взрываться. Я еще и виновата, как выясняется. Да кто он такой? Кум, брат, сват, муж? Следователь! А раз так, то и следи за безопасностью вверенных тебе граждан. Правильно я думаю? Разумеется, нет. Но давайте договоримся, что у меня шок. Договорились? То-то же. Я, можно сказать, чудом избежала смерти (какая, кстати, гадина подложила мне этот симпатичный подарочек?). Пару раз рявкнула, и Федоров пришел в норму: стал сух, деловит и собран, в общем, такой, каким он мне и нравится.
Сухо и деловито он поведал мне факты. В одиннадцать с копейками ему позвонили и сообщили, что неизвестный заминировал здание факультета и взял меня в качестве заложницы. Звонили из автомата. Голос скорее мужской, чем женский. Федоров психанул и решил действовать.
Поскольку по телефону я не отзывалась, все решили, что я, обмотанная скотчем, в наручниках жду решения своей участи. Меж тем, требований неизвестный террорист не выдвигал.
— Я вообще думаю, что все было рассчитано на отвлечение внимания. Не исключено, что это шутка одного из ваших студентов.
— Ничего себе шуточка. Полкабинета разнесло.
— Всего лишь окно. Взрывчик маленький. Так что небольшой ремонт и ваш кабинет будет как новенький.
— Спасибо, успокоили.
— Рано вам успокаиваться, Стефания Андреевна. Вы лучше подумайте о том, кто мог знать, что вас на работе в это время не будет. Кто мог позвонить мне и вашим родственникам, напугав всех до полусмерти. И кому выгодна такая ситуация?