Читаем Робинзоны поневоле полностью

Звонил Темка.

– Вить, ты скоро? – прокричал в трубку брат.

– Подхожу к вам.

– Давай быстрее.

– Вы где конкретно находитесь?

– Сейчас у церкви стоим. Слушай, ты до Юльки дозвонился?

– Нет.

– И мы не можем. А Арсений где?

– Скоро подойдет.

Поторопив меня, Темка отсоединился, а я снова ощутил себя безвольной пешкой, бездумно шагающей в неизвестность.

Одноклассники встретили меня гулом неодобрения. Мол, откуда ты так долго полз, сколько можно ждать и все в таком духе. Я отмахнулся, отметив про себя, что лица друзей бледные и напряженные. Они смотрели на меня с прищуром, выжидательно, не с упреком, но с дружеским укором. Я окончательно растерялся.

– Кто-нибудь скажет, что случилось? Зачем мы здесь?

Тишина. Они ждут. И я жду. А пока между нами висит длинная пауза, я вкратце расскажу о своих друзьях.

Как уже известно, среди нас нет Юльки и Арсения, остальные же – со мной это десять человек – в сборе.

Моему брату Артему двенадцать лет, он младше меня на год, и временами мне хочется его убить. Не по-настоящему, а так, по-братски. В особенности тогда, когда мы начинаем друг на друга орать и жалеть, что состоим в родстве. Стычки между нами происходят регулярно, как впрочем, и в других нормальных семьях.

Рядом с Темкой стояли мои одноклассники: Колян – немного нагловатый, любящий всегда быть в центре внимания. Дрон, нормальный парень, но нерасторопный. Филипп – его настроение меняется как направление ветра: сейчас тихий, спокойный и даже замкнутый, а через минуту может вспыхнуть, взорваться и стать совсем другим человеком. Фил часто конфликтует с Коляном. Хотя, если откровенно, с Коляном все частенько конфликтуют. Младший брат Филиппа Мишка – ровесник Темки, они учатся в одном классе, правда, в отличие от Темки, Мишаня более сдержан и умеет в критических ситуациях держать себя в руках.

Наши девчонки: Валя – круглая отличница, сидит за первой партой, каждый день делает домашнее задание и этим все сказано. Жанна – любит посмеяться, поприкалываться, в отличие от Вальки учится на твердые тройки. Лена – спокойная, но вредноватая, если её разозлить или вывести из себя, может камня на камне не оставить. Маринка – трусиха, боится всего и всегда: пауков, жуков, собак, ворон, темноты, дождя, сильного ветра.

Что касается отсутствующих Арсения и Юльки, скажу так: Арсений с Юлей схожи характерами, оба добрые, незлобливые, без хитрецы и задних мыслей.

Я повторил свой вопрос, Колян с Филиппом переглянулись, и первый махнул мне рукой.

– Пошли.

Все двинулись к кусочку земли изнизанной витиеватыми корнями дикого кустарника. Я обратил внимание, что за два последних года церковь сильно сдала, если, конечно, так можно выразиться, имея в виду здание. Почти все кирпичики потрескались, многие повыскакивали, половина церкви почернела и была покрыта серовато-белым налетом, кое-где отчетливо виднелся зеленый мох. Пустые окна-глазницы зияли отталкивающей чернотой, даже сейчас, при свете дня из окон на меня смотрела темнота.

Кусок кладбища показался мне частью декораций для фильма ужасов. Стволы кустов густо обвивали вьюнки, тянущиеся к свету; на земле тонким ковром лежала прелая прошлогодняя листва. Чуть поодаль, рядом с покрытыми мхом двумя памятниками, я заметил коричневую лужу. Она пузырилась.

Земля была намного мягче той, на которую мне приходилось ступать два года назад.

Маринка остановилась и, дотронувшись рукой до шершавого ствола, тихо сказала:

– Я дальше не пойду.

– Чего так? – спросил Филипп, не глядя в её сторону.

– Сам знаешь, – ответила Марина, закусив губу.

– Ребят, я, наверное, тоже… – неуверенно проговорила Жанна.

– Наши ряды редеют, – усмехнулся Темка, но его лицо оставалось серьезным.

Жанка с Мариной остались позади, я продолжил пробираться вперед. С каждым шагом почва под ногами становилась мягче, кроссовки начинали вязнуть в пузырящейся земле, я сказал об этом остальным, но Колян гнул своё.

– Кому страшно, могут остановиться.

Ладно, решил я, сделал уверенный шаг и сразу пожалел о содеянном. Кроссовки практически засосало, раздалось характерное чавканье, в нос ударил запах сырой земли.

– Пришли! – сказал Колян, оперевшись о кривой ствол. – Ну, Витек, зацени!

Валя заткнула нос, Ленка нервно хихикнула, Темка подошел ко мне, а Дрон с Филом, встав рядом с Коляном, громко вздохнули.

Заценить мне предлагалось глубокую яму, а точнее, место, в котором земля будто разверзлась, образовав пропасть. Наполовину яма была заполнена жижей.

– И что? – я посмотрел на ребят, начиная понимать, что меня попросту развели. Прикольнулись. Обещали показать таинственное ЭТО, а показали обыкновенную яму.

– Тебе не кажется, что яма появилась здесь неспроста? – в голосе Темки присутствовала тень испуга. – Вить, это ведь старое кладбище… Понимаешь?

– На что ты намекаешь? Да ну вас. Всех! – добавил я и начал быстро удаляться от «пропасти». Остальные шли следом. – Обыкновенная яма, и образовалась она в силу естественных причин. В этом месте низко залегают грунтовые воды, отсюда и произошел обвал земли. Посмотри на ЭТО! Ты должен увидеть ЭТО! Лучше бы дома остался.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное