Робинзоны Вселенной

— Возможно. На Земле мы не смогли бы забраться намного выше, чем сейчас, без кислородных баллонов, но здесь в атмосфере кислорода больше. — Мак–Аран бросил последний взгляд на оранжевую палатку, сунул бинокль в футляр и повесил на плечо. — Ладно, следующий гребень будет гораздо выше. Пошли. — Камилла тем временем разглядывала крошечные оранжевые цветочки, растущие в щелях среди камней. — Лучше не трогайте их. Может, это опять какая–то зараза.

— Уже поздно, — усмехнулась она и развернулась к Мак–Арану. В ладонях у нее был оранжевый цветок. — Если мне грозит смерть на месте только из–за того, что я сорву цветок — пусть это лучше выяснится сразу. Не уверена, что мне захочется жить дальше — если на этой планете нельзя трогать вообще ничего… Рэйф, — добавила она, посерьезнев, — это же неизвестная планета — и совсем исключить риск у нас не получится при всем желании, всегда может найтись что–нибудь смертельно опасное, чего мы никак не могли предусмотреть. По–моему, нам следует ограничиться какими–то естественными мерами предосторожности и надеяться, что повезет.

Впервые после аварии она обратилась к нему по имени, и Мак–Аран невольно смягчился.

— В общем–то, вы, конечно, правы, — произнес он. — Если мы не хотим ходить тут в скафандрах, то об абсолютной защите и думать не приходится, так что впадать в паранойю не стоит. Будь мы Передовым Отрядом, мы бы знали, где стоит рисковать, а где нет; а так действительно остается только надеяться на везение. — Становилось жарко, и он стянул ветровку. — Что–то непохоже, чтобы оправдывалось предчувствие Хедер насчет плохой погоды.

Они перевалили через гребень и направились вниз. Два–три часа поискав тропинку, они наткнулись на кристально чистый родник, бьющий из трещины в скале, и наполнили фляги; Мак–Аран предложил отправиться вниз по руслу ручейка — наверняка это должен был быть кратчайший путь.

Стало смеркаться; клонящееся к горизонту солнце то и дело скрывалось за тяжелыми тучами. Из глубокой долины, куда они спустились, следуя ручью, не было ни малейшей возможности послать сигнал ни на корабль, ни в базовый лагерь. Пока они устанавливали свою крошечную палатку, и Мак–Аран разводил огонь, начало моросить; бранясь сквозь зубы, Мак–Аран попытался передвинуть костер под край тента, чтобы хоть чуть–чуть укрыться от дождя. Ему удалось нагреть воду, но не вскипятить — в конце–концов неожиданный порыв мокрого снега задул огонь, и Мак–Аран, сдавшись, высыпал концентраты в едва теплую водичку.

— Вот, — объявил он. — Вряд ли очень вкусно, но, по крайней мере, съедобно — и питательно, хотелось бы надеяться.

Попробовав варево, Камилла скорчила гримаску, но, к облегчению Мак–Арана, ничего не сказала. Вокруг бушевал дождь с мокрым снегом, и Камилла с Мак–Араном поскорее забрались в палатку, плотно задраив за собой вход. Внутри едва–едва хватало пространства, чтобы один человек вытянулся в полный рост, а другой устроился сидя — одноместные спасательные палатки были действительно одноместными. Мак–Аран собрался было отпустить какую–то легкомысленную реплику насчет теплого уютного гнездышка, но, взглянув на осунувшееся лицо девушки, передумал.

— Надеюсь, вы не страдаете клаустрофобией, — заметил он вместо этого, стягивая пуховку и раскладывая спальный мешок.

— Я с семнадцати лет офицер Космофлота. Какая еще клаустрофобия? — Несмотря на темноту, Мак–Аран был уверен, что Камилла улыбается. — Скорее, наоборот.

На этом разговор, в общем–то, и закончился. В какой–то момент девушка произнесла и темноту: «Интересно, как там Марко?» — но на это Мак–Арану было нечего ответить; а думать о том, насколько удачней было бы, окажись с ними Забал с его гималайским опытом — значило только зря себя изводить.

— Как насчет того, — сонно поинтересовался Мак–Аран, — чтобы подняться на рассвете и повторить попытку со спектрографом?