Робкий ангел возмездия

Фома вздохнул, понимая, что все правильно, что этот человек – убийца, но никак не мог убрать ощущение, что предал хорошего человека.

– Возвращался ты с буром, рассудив, мы решили, что, скорее всего, это есть орудие убийства, мы с Даниилом его нашли и уже на экспертизу отправили, а запонка жены – это вообще гениально, вписать масляными красками украшение в портрет – думается мне, не сам ты это делал.

– Да, есть умельцы, красиво очень получилось, – посетовал дядя Митя. – Оторвали?

– Да, – мотнул головой Фома.

– А ты, дочка, меня сильно не суди, – это уже дядя Митя обратился к Мане, будто ее мнение для него было особенно важно. Когда на него надели наручники и Коля по телефону решал, куда транспортировать пойманного преступника, он решился поговорить именно с ней. – Жизнь – она, знаешь, какая, сегодня ты знаешь, как жить, а завтра уже нет. Я не оправдываюсь, скорее всего, нет мне прощения ни по божеским, ни по житейским законам, но я сам себе судья и палач. Ты мне, Мань, очень нравишься, ты мне мою жену Аннушку очень напоминаешь, хочешь, дам тебе совет? Не потеряй Фому, хороший он мужик. Видно, в жизни натерпелся много, осторожничает, но от этого он только лучше, поэтому как больше будет ценить тебя, держись его, дочка, и будь счастлива.

Сказав все это, он опустил голову и вышел на улицу, не дожидаясь своего растерянного конвоира Колю, будто не хотел, чтоб она видела, как он плачет.

* * *

Дом Людмилы Владимировны принял грустных и растерянных людей, как мать принимает загулявших детей, с нежностью и любовью. На столе было так много еды, словно хозяева загодя ждали гостей и готовились к их приходу очень тщательно и с душой. На самом же деле все получилось спонтанно, выйдя на улицу, все встали как вкопанные, и никто никуда не шел, была глубокая печаль. Варвара и Михаил, уже не стесняясь никого, стояли в обнимку, но тоже с грустью на лице.

– Ну что, «полмира плачут, полмира скачут», как любила говаривать моя мама, – сказала Людмила Владимировна. – У нас, ребята, по-моему, сегодня помолвка, прошу всех к нам.

И никто не отказался, не хотелось оставаться один на один с воспоминаниями сегодняшнего дня, хотелось прикоснуться к чему-то хорошему, и помолвка была сейчас как никогда кстати. После хорошего вина и Вариного угощения всех немного разморило. Тогда Михаил взял скрипку и начал играть что-то такое лирическое и щемящее, что именно, Маня стеснялась спросить и показать себя необразованной, но мелодия была настолько настоящей и так лилась, что она расплакалась. Так стало жалко всех – и дядю Митю, и Ирку, что весь вечер проплакала, и Нину, которая даже смотреть в сторону сестры отказывалась, считая себя преданной. Жалко было и Инессу, женщину сильную, но которая очень хочет почувствовать себя слабой, и Аркадия, который тайно влюблен в эту сильную женщину уже много лет, но из-за комплексов неполноценности даже мысль открыться ей приводит его в ужас.

– Оу, все, нам пора, Марь Иванна поплыла, – сказал Фома, увидев Манины слезы, и начал собираться. – День был, друзья, очень напряженным, через четыре дня новый год. Предлагаю встретить его всем вместе, нам столько пришлось пережить, что мы стали почти родные. Где, давайте созвонимся и обсудим после, пока предлагаю свою веранду, – Фома все это говорил и автоматически помогал одеваться шмыгающей Мане. Днем немного потеплело и к вечеру автоматически дорожки покрылись льдом, на улице Фома поддерживал свою спутницу под локоток, чтоб она не упала. Дойдя до «гнезда», Маня резко вырвала руку и почти прокричала:

– Мираж это все, мираж, снег, вечер, новый год, и мы с вами тоже мираж, – и, взглянув Фоме в глаза, продолжила: – Так не бывает, жила себе вот такая девочка Маня.

– Вы себе снова льстите, при всем моем уважении на девочку вы не тянете, – вставил Фома, ухмыляясь на один бок. Его забавило то, какая она сейчас, настоящая.

– Не перебивайте меня, – было такое чувство, что Маня именно сейчас на что-то решилась. – Так вот, никто на нее даже внимания не обращал, а последние десять лет она вообще даже на свидания не ходила, не считая, конечно, Славика и его лекции про созвездие Водолея.

– Зря вы так, – снова вставил Фома, – Мирослав – тоже мужчина, так что не принижайте свои успехи.

– Не перебивайте меня, – Маня уже переходила на крик, все, что она сейчас говорила, лилось у нее из души, ну, или из выпитого глинтвейна. – А тут волшебным образом появляется мужчина, – продолжала она, – как подарок от Деда Мороза, и умный, и свободный, и Мане знаки внимания оказывает.

– За комплименты, конечно, спасибо, если что, еще я красивый, просто из-за бороды этого не видно, но со знаками внимания вы преувеличиваете, тут еще спорный вопрос, кто кому.

– Так не бывает, я знаю, – не слушая его, продолжила Маня.

– Откуда? – тихо спросил Фома.

– Потому что Маня – это я, – обреченно, словно произнесла себе приговор, сказала она.

Еще минуту они стояли, молча глядя друг другу в глаза, а потом Фома, будто решившись прыгнуть с тарзанки, закрыл глаза и поцеловал её.

Аугсбург, 29 декабря, 1682 год