Робот и бабочка

— Видите ли, — улыбнулся кузнечик, — когда я получал такую высокую награду, меня пришли поздравлять толпы любителей музыки и так горячо, так сердечно пожимали мне правую ножку, что она даже заболела. Теперь она лечится в больнице и скоро снова будет прекрасно мне служить.

— Вот шшто... Вот шшто... — приподнимался и вновь приседал на своих ногах-ходулях крестовик. — Вот оно шшто! Я, пошшалуй, тоше дал бы вшем пошшимать ношшку, да что там — две ноги, три ноги, ешли бы мне пришвоили пошшетное швание шашлушенного ткачча!... Но никто не пришваивает, никто не обращщает внимания на мой тяшшкий труд, никто его не ценит!...

И огорченный паук снова забрался по паутинке под потолок и ворча принялся плести свою сеть.

Кузнечик остался один, но опять ненадолго — на подоконник села бабочка капустница. Увидев изувеченного и накрытого стаканом кузнечика, она даже ахнула от ужаса.

— Ах! Ох!... — И, чтобы не видеть страшной картины, прикрыла глаза носовым платочком. — Это ужасно, это чудовищно!... Какое непоправимое горе, ах, ох!...

— А что случилось? — притворился удивленным кузнечик. — Чего это ты так стонешь, уж не заболела ли? Гляди-ка, пожелтела, и на крыльях черные пятнышки. Что с тобой?

— Что? Я пожелтела?... Неужели?... Ах... Да-да, в самом деле пожелтела! Видимо, у меня начинается желтуха, ах, ох!...

— И выглядишь скверно. Ну просто совсем измученная, — снова пошутил кузнечик.

Но капустница не понимала шуток и ужасно расстроилась: еще бы, ее драгоценное здоровье под угрозой!

— Совсем измученная?... Неужели?... — перепугалась она. — Да, да, я и сама чувствую, что совершенно измоталась. Капуста с дустом совсем меня доконала! Разве это пища? Бедная я, несчастная, наверное, у меня цирроз и малокровие. Полечу-ка скорее к себе, лягу и приму лекарство, ах, ох!... И почему мне так не везет, почему все беды на мою несчастную голову! — Она снова прижала к глазам носовой платочек. — Прости, некогда мне разводить тут с тобой тары-бары, надо немедленно искать доктора.

Ахая и охая, бабочка улетела, а кузнечик печально покачал головой: ну и ну, как не умеют эти пауки и бабочки радоваться тому, что у них есть, ценить свободу и здоровье. Он взглянул за окно. Низко, над самой землей пролетела ласточка; фыркая и тряся красными бородами, ссорились между собой индюки, а по белой оконной раме бежала сороконожка — так и мелькали ее быстрые ножки. Увидев охромевшего кузнечика, сороконожка замерла как вкопанная и, не веря своим глазам, покачала головкой.

Кузнечик, продолжая печально улыбаться, смотрел на ее ножки — здоровые, быстрые, бессчетные — и вдруг почувствовал, что больше не может притворяться веселым и бодрым, что слезы вот-вот польются у него из глаз. О, как несправедлива ты, мать-природа, горько думал кузнечик, одним даешь сорок ножек, а другим так мало, что, потеряв одну, становишься инвалидом...

Сороконожка все еще стояла и смотрела на кузнечика мудрыми проницательными глазками. Она поняла, что творится в его сердце.

— Ну и что с того, что у меня сорок ножек? — сказала она кузнечику. — Ведь даже курица меня легко обгоняет!... Да, конечно, мать-природа дала каждому из нас разное количество ног, но сердце... сердце вложила только одно. А у тебя, кузнечик, такое отважное и мужественное сердце, что его не заменят и тысячи здоровых ног!

— Спасибо на добром слове, сестрица, — взволнованно поблагодарил зеленый скрипач. — Ты вернула мне силы и надежду.

Он утер набежавшие слезы, вытащил свою скрипочку и тут же, в стакане, сочинил новую веселую песенку:

У меня есть домик

С мягкою кроваткой,

У меня есть скрипка —

Что же унывать-то?

Днем мой светлый домик

Золотом искрится,

А луна заглянет —

Он засеребрится...

ПАПА С ОРАНЖЕВОЙ ПЛАНЕТЫ

Одно за другим гаснут окна в детском саду. Ребята из младшей, средней и старшей групп расходятся по домам.

— Всего хорошего!... Всего доброго!... До свиданья!... До встречи!... — звучат их веселые голоса, и слышится перестук каблучков. Вот он удаляется, затихает.

За длинным столом остался один Ауримас. Жадно и нетерпеливо ловит он каждый звук, доносящийся с улицы. Стоит кому-то пройти мимо, как мальчик вскакивает и бежит в раздевалку: может, наконец пришли и за ним? Но шаги удаляются, мальчик возвращается к длинному столу, садится на зеленый стульчик и снова с тоской устремляет глаза на входную дверь.

Вместе с ним ждет и воспитательница: нельзя же уйти домой и оставить мальчика одного. Воспитательнице не терпится, она посматривает на часики: ведь дома ее тоже ждут не дождутся две дочки, они то и дело бегают к двери, услыхав шаги на лестнице, надеются, что возвращается с работы их мама...

В детском саду уже воцарилась тишина. Ушли поварихи, прачки, уборщицы, воспитательницы других групп, везде пусто и неуютно. И вдруг Ауримаса охватывает предчувствие, что сегодня папа за ним не придет. А мама работает в вечерней смене и освободится только к полуночи. Что делать?