В здешнем освещении Сэм Клей был юн, свят и аскетичен, а Эндрю Вандерман выглядел по-мрачному благородно – как Ричард Львиное Сердце, предлагающий свободу Салах-ад-Дину и в то же время понимающий, что совершает не самый мудрый поступок.
– Что касается предмета нашего разговора, – сказал Клей, – не пойти ли тебе…
Оглушительно заорал музыкальный цензор, из-за чего конец фразы остался неслышим – как и ответ. Но освещение мгновенно подстроилось под изменившийся цвет лица Вандермана. Через пару тактов громкость вернулась на комфортный уровень.
– Обмануть цензоров проще простого, – продолжил Клей. – Они запрограммированы реагировать на сквернословие, но не понимают иносказаний. Допустим, я скажу, что набор твоих хромосом озадачил бы твоего отца… видишь?
Он был прав: громкость музыки осталась прежней.
– Ну что это за поведение? – проворчал Вандерман. – Понимаю, ты расстроен. Для начала позволь сказать…
– Хихо…
Но цензор в совершенстве владел диалектами испанского, и Вандерману не пришлось выслушивать очередное оскорбление.
– …Я предложил тебе работу, потому что ты, на мой взгляд, очень способный человек. У тебя хороший потенциал. Это не взятка. Не путай бизнес с личной жизнью.
– И все же Беа собиралась выйти за меня.
– Клей, ты что, напился?
– Да. – И Клей выплеснул свой стакан Вандерману в лицо.
Заиграл Вагнер – чрезвычайно громко. Несколько минут спустя, когда вмешались официанты, окровавленный Клей лежал на спине: нос расплющен, глаз подбит. Что до Вандермана, тот ободрал костяшки пальцев.
– Вот тебе и мотив, – сказал техник.
– Да, вполне себе мотив. Но почему Клей ждал аж полтора года? И вспомни, что произошло потом. Может, само убийство лишь символ? Если Вандерман олицетворял, скажем, гнетущую тиранию общества, синтезированную Клеем в репрезентативный образ… Нет, чушь какая-то. Очевидно, Клей пытался что-то себе доказать. Промотай-ка вперед. Хочу посмотреть в нормальной хронологии, а не в реверсивной. Что у нас следующее?
– Очень подозрительный эпизод. Клей отправился на суд над убийцей – сразу после того, как ему починили нос.
«Не могу дышать, – думал он, – здесь слишком много людей, я как в коробке, в кладовке, в гробу, меня никто не замечает, ни публика, ни присяжные, ни полномочный судья. Что бы я делал на скамье подсудимых, окажись я там вместо этого парня? Что, если его признают виновным? Они же все испортят! Очередной темный угол; унаследуй я нормальные гены, хватило бы сил побить Вандермана, но мной слишком долго помыкали.
Постоянно вспоминаю ковбойскую песенку:
Смертоносное оружие не выглядит опасным, если пользуешься им каждый день. Но если такая вещица станет орудием убийства… Нет, Соглядатай все проверит. В наши дни можно скрыть только мотив. Нельзя ли разыграть все шиворот-навыворот? Сделать так, чтобы Вандерман напал на меня, фигурально выражаясь, со сковородкой? Вернее, он подумает, что у него в руке сковородка, но мне-то известно, что это смертоносное оружие…
Суд, на котором присутствовал Сэм Клей, был вполне заурядным: один человек убил другого. Защитник обвиняемого утверждал, что убийство было совершено под влиянием момента, что доказать, по сути дела, можно лишь нападение, нанесение телесных повреждений и – в худшем случае – преступную халатность, но ее сводят на нет обстоятельства непреодолимой силы. И не важно, что подзащитный унаследовал имущество покойного в акциях компании «Маршиал ойл». Он находился в состоянии аффекта.
Обвинитель продемонстрировал предсмертный слепок событий. Действительно, покойный не был убит ударом по голове. Он был оглушен, но это случилось на уединенном пляже, а потом начался прилив…
Обстоятельства непреодолимой силы, тут же повторил защитник.
На экране появился обвиняемый. За несколько дней до преступления он просматривал новостной ролик с таблицей приливов и отливов. Более того, он посетил вышеупомянутый пляж и спросил у незнакомца, бывает ли тут людно. «Нет, – ответил незнакомец, – после заката тут никого. Сильно холодает. Но вам от того не легче, вода тоже холодная, не искупаетесь».