Род князей Зацепиных, или Время страстей и князей. Том 1

Подле Зацепина оставаться было опасно, и мы продвигались все дальше и дальше, где на лошадях, где пешком, где переряженными. Были разосланы везде указы схватить нас и представить в Москву. И мы должны были опасаться каждого, с кем только встречались, с кем успевали переломить кусок хлеба.

Раза два за нами гнались сыщики, и мы спаслись только находчивостью и спокойствием отца. Раз спаслись тем, что соскочили в угольную яму, и сыщики пронеслись мимо. А другой раз успели перерядиться в разносчиков и подладились к сыщикам, угощая их водкой и обещая указать верное место, где нетчики прячутся.

Наконец далее и прятаться нельзя было. Дан был срок явиться нетчикам, а кто не явится, велено было приговаривать к лишению чести и живота, отбирать имение и половину из него отдавать доносчикам и указчикам. Велено было доносить не только на тех, кого знаешь, но и на тех, кого не знаешь, но кого можешь подозревать, что он из нетчиков. Тогда нам нельзя было купить хлеба на базаре из опасения попасть на доносчика и указчика, который из желания разбогатеть на чужой счет мог указать на нас по одному подозрению. Нельзя было войти в церковь Божию, даже на дневной свет взглянуть. Мало ли кто подозревать мог! Мы, как тати какие, должны были бояться собственной своей тени.

Отец переносил все и молчал, а за ним, разумеется, и мне говорить не приходилось.

– Говорят, землю православную отстаивать нужно от свейского короля, постоять за веру православную, оберегать церкви Божии, города и села защищать! – рассуждал отец. – Кто бы не захотел постоять за родную землю? Кто бы с радостью за нее головы не положил? Будто первый раз нам землю свою отстаивать! От татар, ляхов, немцев и от того же свейского короля, от всех отстаивали, ну и теперь готовы! Собирай же рать по обычаю. Я своих зацепинцев всех до одного приведу и сам впереди всех пойду. Договор выполню свято. Ведь князь Григорий Данилыч, удалая голова, предок наш, Данилы Васильевича сын, водил же по договору зацепинскую рать под Казань, хоть и не сидел уже на родном столе, там и голову свою сложил, ну и я не прочь! Но нет! Им не рать нужна, им нужно кабалу утвердить. Видишь, рать прежняя не хороша, не годится. Ополченье им не нужно. Они его не хотят, не требуют. Это старый порядок. А им нужно по-новому. Нужно рекрутчину собрать, в кабальные записать. Ну и записывай кого хочешь, только не князей Зацепиных!

Разумеется, я молчал, так как общего ополчения и народной рати в самом деле не собиралось, а велено было только от волостей, от городов да от общин рекрутов поставлять, подводы готовить и деньги собирать.

Была зима. Мы расположились в каком-то овине на задворках бедной деревушки, по дороге к Смоленску. Одеты мы были в серые зипуны, бараньи полушубки и деревенские лапти. Ночью отец больно прозяб. Мы собрали разного хламу и зажгли. Отец подошел к костру и погрелся. На другой день в сумерки я запасся дровами. Ночью опять зажгли костер. Было холодно. Отец достал серебряную фляжку, золотую чарку, налил романеи и выпил.

– Есть хлеб? – спросил он.

Хлеба не было.

– Нужно бы раздобыть как! – сказал он.

На рассвете я вышел на улицу, поймал мальчишку, дал ему алтын, – а вся деревня-то алтына не стоила, – и сказал:

– Ступай к Федоту и купи на грош хлеба, а копейка тебе за труды будет!

– К какому Федоту? – спросил мальчик.

– Ну вот к тому, что дом-то большой!

– Стало, к Петру! Это у него большой дом, он один и хлеб продает!

– Да, да! К Петру! Перепутал я, должно быть; Федот не продает!

Мальчишка убежал, а мы с отцом сели на завалинку у овина ждать.

Подошли к клети, по другую сторону овина, два мужика.

– Говорю, не в порядке, стало, не в порядке! – сказывал один.

– Да в чем непорядок-то? Рассуждай! – говорил другой.

– А в том непорядок, что вот в запрошлом месяце у меня кринку масла унесли! Ну скажи, кто унес?

– Да ты, може, сам под елку снес, да спьяна-то и забыл! А може, баба сарафан справить захотела, а тебе сказать и не подумала!

– Ишь ты! Как не баба! Ты, пожалуй, скажешь, что кринка сама себя унесла! Ну, а кто у Еремки по лету узду стянул?

– Хватил когда, по лету; да теперь рази лето? Еремка в город ездил, а там лихого народу не занимать стать! А у нас, слава те Господи, ни воров, ни татей не живет.

– Ан живет!

– Живет! Где живет? В твоей голове, что ли?

– Нет, не в голове, а где живет – там и живет!

– И ты видел?

– Коли говорю, так видел.

– Ну скажи где.

– Ну-ка ты, голова, скажи, отчего по ночам из Степанова овина дым идет? Что он, по зимам-то ночью хлеб сушит, что ли?

– Да рази идет?

– Вот третьи сутки кажинную ночь сам вижу, право слово, вижу!

– Да ты по ночам-то звезды считаешь, что ли?

– Нет, я бурку наведать хожу; в закут поставили, так, знаешь, наведывать нужно. Только вот иду и вижу – месячно таково было – дым. Что бы такое? Сперва было спужался, пожар, думал…

Мы с отцом слушали. Отец встал и сказал:

– Довольно, идем!..

Мы не стали ждать мальчика с хлебом и пошли околицей, стараясь ни с кем не встречаться.

– Трех дней провести на месте не дадут! – сказал отец. – Это было его первое слово ропота на нашу скитальческую жизнь.