Маркиз написал приглашение и приказал попросить к себе Маньяна. В коротких словах передал он ему поручение и предоставил в его распоряжение свою карету. Маньян уехал.
– Нужно узнать, танцует ли он или играет. Если играет, то я, друг, на вас надеюсь; вы поддержите его в игре.
В это время камер-юнгфера маркизы вбежала торопливо и сказала, что приехала герцогиня Бирон.
Но маркиз и тут не пошел, приказав сказать, когда приедет герцог.
О приезде князей Зацепиных, дяде и племяннике, доложили почти вместе с приездом братьев Левенвольд.
В то время как князь Андрей Дмитриевич рекомендовал маркизе племянника, к ней подошел Рейнгольд Левенвольд. Он сразу узнал молодого человека и, видимо, взглянул на него с чувством злобы, хотя в то же время дружески протянул руку его дяде. Андрей Дмитриевич счел приличнейшим сделать вид, будто он вовсе не слыхал о столкновении его с племянником и о разных неприятностях, которые он старался ему делать, поэтому решился представить ему Андрея Васильевича, как бы ничего до того между ними не было.
– Позвольте вас просить, граф, не оставить милостивым расположением и покровительством моего племянника и наследника: князь Андрей Васильевич Зацепин!
Левенвольд взглянул было на него высокомерно. Но в это время его брат, Карл, окончив официальные любезности с маркизой Шетарди и раскланявшись с князем Андреем Дмитриевичем, дружески обратился к молодому человеку.
– Князь, – сказал он, – очень рад вас здесь встретить! Я привез вам половину денег, которыми вы меня так любезно одолжили. Пожалуй, я и все привез, но мне хочется играть, и я обращаюсь к вашей доброй снисходительности: прошу взять только половину! Брат, рекомендую: молодой человек, который спас твоего брата от большой неприятности и срама!..
Рейнгольд Левенвольд остановился в полнейшем недоумении.
В это время обе половины дверей гостиной отворились, и официант громко провозгласил:
– Его высококняжеская светлость герцог курляндский и семигальский Иоганн Эрнест фон Бирон.
Маркиза пошла к нему навстречу, сделав знак своей камер-юнгфере.
Через минуту в гостиной показался и маркиз, чтобы встретить могучего фаворита.
Танцы еще не начинались в ожидании приезда высоких особ, но в игорной комнате почти все столы были уже заняты. Лесток сидел за большим овальным столом и держал гальб-цвельф. Вокруг него толпилось много лиц с совершенно различным общественным положением, от гвардейского солдата до фельдмаршала и министра, хотя все были одеты почти одинаково во французский костюм версальского двора. Военные вне службы могли тогда носить этот общий гражданский костюм, хотя некоторые являлись и в мундирах. Различие положений можно было заметить только по орденам: голубая лента, разумеется, имела преимущество перед красной; звезда с бриллиантами и андреевская цепь, разумеется, давали преимущество против тех, кто не имел этих отличий. Но игра уравнивала всех. Здесь были многие из тех, кого встречал молодой Зацепин у Леклер. Густав Бирон сел с Рейнгольдом Левенвольдом в экарте. Ставка была значительная; составилось пари за обе стороны; игра началась.
В это время в комнату вошел, в сопровождении секретаря французского посольства Маньяна, замечательно высокий и замечательно стройный преображенский офицер, которого никто не знал.
– Кто это? – спросил Карл Левенвольд у принца гессен-гамбургского, приехавшего в тот день из Москвы и поспевшего на бал.
Принц гессен-гамбургский был премьер-майор Преображенского полка, стало быть, непосредственный помощник Миниха, управлявшего полком в звании подполковника, и, разумеется, должен был всех знать.
Карл Левенвольд садился с принцем в ломбер.
Принц, взглянув на Шубина, должен был сказать, что он его не знает.
– Однако на нем преображенский мундир! – заметил Левенвольд.
– Да, я вижу, но решительно не могу вспомнить, хотя, кажется, у себя я знаю всех. Верно, без меня поступил.
– Кто это? – спросил Левенвольд у преображенца, молодого Салтыкова.
Тот тоже не умел ответить.
– Однако ж это странно! – заметил Левенвольд. – Преображенский офицер, которого никто из преображенцев не знает. Уж не мистификация ли какая!
Воспользовавшись случаем разговора принца гессен-гамбургского с кем-то, Левенвольд отыскал еще двух преображенцев, но и те не сумели ему ответить. В это время подошел к нему один из известных старых служак Преображенского полка поручик Шипов.
– Кто это? – спросил у него Левенвольд.
– Это… это… Боже мой, да это наш сержант Шубин.
– Сержант! Но он в офицерском мундире!
– Точно, в офицерском; да он с ума сошел, что ли? Я сам дня два назад видел его сержантом, а производства не было.
Между тем в игорную комнату вошел герцог. Лесток предложил ему занять его место держать гальбцвельф.
– Нет, господа, гальбцвельф – детская игра. По-моему, играть так играть! Сядемте в ландскнехт.
Разумеется, все согласились, сели вокруг стола, набросали денег в пульку, и ландскнехт начался.
Досталось метать Бирону.
– Ставка десять червонных, кому угодно? – спросил Бирон.
– Идет, – отвечал князь Андрей Дмитриевич, занявший место подле Бирона, и проиграл.