Род Рагху

7—12. Постепенно тяготы эти преодолев, пополневшая, воссияла она. Так лиана, с которой осыпались увядшие листья, одевается новой чарующей листвою. Дни шли, и груди ее полные с потемневшими сосками затмили красоту расцветших лотосов с пчелами, льнущими к ним. И убедился царь, что, подобная опоясанной морями земле, заключающей сокровища в недрах своих, или дереву шами[137], таящему в себе огонь, несет царица дитя во чреве, как река Сарасвати[138] — поток, скрытый под землею. Тогда повелел он, мудрый, совершить как должно обряд ради рождения сына и другие обряды, которые были бы достойны его любви к супруге, благородства его души и богатств его, обретенных им в земных пределах. И, войдя в ее покои, царь с радостью взирал на нее, когда она поднялась ему навстречу с трудом, отягченная бременем, воплотившим мощь владыки богов, со слезами на глазах, еле в силах сложить приветственно руки в ладони. Меж тем как опытные врачи, искусные во взращивании дитяти, позаботились как должно о благополучии плода, возрадовался владыка, видя, что близка она к разрешению от бремени, подобная затянутому в конце лета облаками небу.

13—15. И в срок родила она, богине Шачи[139] равная красою, сына, чья высокая судьба предсказана была пятью планетами[140], что взошли к зениту, не возвращаясь в солнце[141]. Озарились страны света, повеяли благие ветры, священный огонь принял жертву, языки отклоняя вправо; все в этот миг обрело образ знамения счастья — ибо во благо мира бывает появление на свет подобных. Ночные светильники померкли внезапно и, казалось, превратились в собственные изображения на стенах, когда воссиял над ложем свет от самого новорожденного, благополучно явленного.

16—17. Когда же прислуга женских покоев возвестила царю о рождении сына, только три вещи в мире остались, которые бы он, упоенный той вестью, как нектаром, не был готов отдать за нее в награду—царский балдахин[142] и оба царских опахала. И, глядя взором неотрывным и невитающим, как цветы лотоса в безветрии, на милый лик своего сына, владыка земли не мог сдержать переполнявшей его радости, как океан своих вод при виде месяца в час прилива.

18—20. И когда были совершены все обряды рождения Васиштхою, родовым жрецом, подвижником, прибывшим для этого из лесной обители, еще ярче воссиял сын Дилипы, как драгоценный камень, извлеченный из недр, после шлифования. И услаждающие слух звуки праздничных литавр, что сопровождали радостные пляски избранных красавиц, доносились не только до чертогов государя, супруга Магадхи, но и до небесной стези богов. Не было узников в его царстве, которых он мог бы освободить в ознаменование рождения сына, и потому пришлось властителю довольствоваться тем, что себя самого освободил он от тех уз, что налагает долг перед предками.

21. Предвидя, что сын его дойдет до пределов учености и в войнах с врагами до земных пределов, царь, разумеющий значения слов, нарек ребенка именем Рагху, производным от глагола, означающего хождение.

22—24. Заботами отца, владетеля всех в мире богатств, возрастал ребенок в телесной красоте день ото дня, как молодой месяц, питаемый лучами солнца. И, как Ума и Шива Рожденному в тростниках[143], как Шачи и Сокрушитель крепостей Джаянте[144], радовались сыну царь и Магадхи, равному тем сыновьям равные тем родителям. А любовь, соединившая их сердца нерушимой связью, еще больше возросла между ними, только сыном единственным разделенными, как у неразлучных птиц-чакравак[145].

25—28, Вот ребенок только начал лепетать первые слова, которым научила его нянька, и ходить, держась за ее протянутые пальцы, и послушно склонял головку, когда его учили приветствовать старших, чем безмерно умножал радость своего отца, — тогда царь любил брать его на колени, наслаждаясь осязанием его, словно нектар проникал ему сквозь кожу, и прикосновение к сыну надолго погружало его, сомкнувшего веки, в состояние блаженства. И хранитель нерушимости царства в своем высокорожденном сыне черпал веру в продолжение рода своего, как Владыка творений в своем перевоплощении, заключающем в себе высшую природу, видит непреложность сохранения вселенной. После того как совершен был обряд пострижения, Рагху, отпустив длинные кудри, совместно с сыновьями придворных своего отца, своими ровесниками, выучил грамоту и вышел, словно из устья реки, на простор великого океана наук.