4—25. Над двумя простер свою власть двоесильный — над отцовским троном и над вражьей землею. Богиня Лотоса, незримая, осеняла лотосом главу его, посвященного в сан верховного владыки, чудный ореол создавая над нею. Ему, заслужившему хвалу, воздавала должное хвалебными песнями Сарасвати[162], когда в назначенное время окружали его придворные певцы. И хотя со времен Ману владели уже землею высокочтимые цари, до него, казалось, не было еще у нее истинного властелина. Справедливостью кары завоевал он сердца подданных, подобный южному ветру, не приносящему ни холода чрезмерного, ни зноя. И превосходство его приглушило в народе скорбь о почившем его отце, как сожаление о цветах манго возмещается его плодами. Люди, сведущие в государственных делах, указывали молодому царю верные и неверные пути управления; но он в выборе не ошибался. Все обновилось, и даже свойства пяти стихий облагородились, казалось, когда он стал властителем земли. Как благая свежесть дает имя месяцу, а солнцу — греющий жар, так истинным царем его сделало счастье подданных. И как ни прекрасны были большие продолговатые очи его, не в них, а в науке заключалось его острейшее зрение, проницавшее цели государственных деяний. Как вторая богиня царской удачи, приходила к нему, обретшему в уверенном властвовании покой, увенчанная лотосами осень. И когда рассеялись, уступая путь, излившие дожди облака, испепеляющая мощь его, как и солнца, восторжествовала, покоряя страны света. Индра убрал с неба свой лук-радугу, Рагху взялся за свой победный лук — поистине, прибегали к оружию оба ради блага народа, каждый в свой черед. И осень с опахалом из белых лотосов и султанами из цветущей касы могла лишь подражать красе его и все же ее не достигнуть. Только на двоих мог тогда взирать с равным наслаждением имеющий очи — на царский лик благосклонный и на ясно сияющий месяц. В лебединых стаях, в звездах, в водах, лилиями покрытых, отражалась его беспорочно светлая слава. И пели славу государя-хранителя, с юных лет его воссиявшую, сельские девы, охраняющие посевы риса, кроясь в сахарных тростниках. И если очищаются воды при восходе блистающей звезды мудреца, что рожден был в кувшине[163], при восхождении Рагху замутились страхом души его врагов. Могучие и ярые горбатые быки, подрывая играючи речной берег рогами, словно являли тем царской бранной мощи образ, а его слоны, раздраженные опьяняющим запахом цветов семилистника, словно соперничая с ним, извергали мускус из семи отверстий на теле. Наступившая осень, когда реки стали доступны для переправы и высохла грязь на дорогах, побудила его к походу еще прежде, чем он осознал всю свою силу. И жертвенный огонь, вскормленный как должно, при обряде освящения оружия и коней, склонившись вправо, предсказал ему победу.
26—27. Укрепив столицу и обезопасив тыл, он выступил при счастливых приметах с войском шести родов на завоевание мира. И почтенные городские женщины, напутствуя, осыпали его жареными зернами риса, как некогда окутали белыми туманами Непреходящего[164] взбаламученные горой Мандарой[165] волны Молочного Океана.
28—34. Равный отвагой Владыке Востока[166], он выступил сначала на восток, веющими по ветру стягами грозя неприятелям, небо кроя пылью, поднятой колесницами, а землю — тучами тучам подобных слонов, ее обращая в небо, а небо — в землю. Отвага впереди, гром следом, дальше — пыль, а уж потом — колесницы и прочие — так четырьмя полчищами наступало войско. Он же могуществом своим творил воды в пустыне брод в судоходных реках, просеки в лесных дебрях. И он вел свою великую рать к Восточному океану, как некогда Бхагиратха[167] вел Гангу, ниспадавшую с перевитых волос Шивы. Сломленные, свергнутые, лишившиеся богатства плодов, пали на пути его другие цари, как деревья на пути слона, продирающегося сквозь чащу леса. И, так пройдя все восточные страны, победитель достиг наконец зеленеющих рощами пальм берегов великого океана.
35—37. От сокрушающего непокорных сухмы[168] спаслись, уподобившись тростнику, сгибающемуся под напором речного потока. Вангов[169] же, пытавшихся противостоять ему силою своего флота, полководец разбил наголову и воздвиг в память победы триумфальные колонны на островах в устье Ганги. Те же, что склонились к его стопам-лотосам, вновь возвращались к власти, одаряя Рагху своим богатством, как рисовые побеги, вырванные из земли и пересаженные на другую почву.
38—41 Он перешел с войсками Капишу по мосту из выстроившихся в ряд слонов и по пути, указанному ему в Уткале[170], двинулся на Калингу[171]. Он обрушил разящую мощь доблести своей на Махендру, как погонщик вонзает стрекало в голову норовистого слона. Царь Калинги, ведущий отряды слонов, встретил его градом стрел — так гора градом камней оборонялась от Индры, когда он отсекал ей крылья. Выдержав град железных дротиков и стрел, Рагху, потомок отважных, тем боевым омовением обрел благосклонность богини победы.