10—23. Тогда Рагху, видя, что сын его утвердился на царстве и подданные его почитают, отрешился, познавший сущность души, от стремлений даже к небесным радостям, тоже преходящим по природе. Ибо это было в обычае у потомков Дилипы — отрекаться в старости от власти в пользу достойных сыновей и уходить от мира, обуздав чувства, отшельниками в берестяных одеждах[253]. Но когда он собрался уходить в лесную обитель, сын, увенчанный царской короной, упал ему в ноги, умоляя отца не покидать его. Лицо его было залито слезами, и Рагху из любви к сыну склонился к его просьбе, но не принял обратно царской власти; так сброшенную кожу уже не станет носить змея. Рассказывают, что, вступив в последнюю пору жизни, он, отрешившийся от страстей, поселился близ города, почитаемый богиней царского счастья, как снохою, всецело преданной его сыну. И этот славный царский дом, в котором прежний государь удалился на покой и новый взошел на его место, подобен был небу в час восхода солнца, когда месяц еще не закатился. Рагху и сын его предстали тогда перед народом, отмеченные знаками один — отшельнической жизни, другой — царского достоинства, как низошедшие на землю два воплощения Закона, утверждающего и спасение души, и возвышение в могуществе. Аджа, ради обретения того, что еще не было завоевано, держал совет со своими сановниками, опытными в государственных делах, Рагху, стремящийся к избавлению, вел беседу с йогинами, что рекут лишь истину. Молодой царь воссел на троне вершить суд и решать дела своих подданных, престарелый владыка в уединении на освященном травою куша сиденье предался сосредоточению отрешенного духа. Один владычеством своим приводил к покорности соседних царей, другой глубоким размышлением подчинял пять жизненных сил[254], обитающих в теле. Новый царь, как в пепел, обратил плоды коварных замыслов врагов, а тот — на огне знания решился сжечь свои деяния. К. шести средствам государственной политики[255], с мира начиная, прибегал Аджа, тщательно проверяя их плоды, а Рагху, для кого глина и золото были одно, преодолел власть трех качеств, заключенных в природе[256]. Ни новый владыка, в действиях неуклонный, не отступался от своих предприятий до их завершения ни старый, стойкий в помышлениях не переставал углубляться в постижение истины до обретения видения Высшего Духа. И оба они были бдительны, один —— разрушающий происки врагов другой —— подавляющий жесточайше свои страсти, оба преданы были один —— мирскому процветанию, другой — конечному спасению души, и оба обрели совершенный успех в своих стремлениях.
24—26. Проведя так сколько-то лет в согласии с желаниями Аджи, Рагху, ко всем беспристрастный, обрел наконец через сосредоточение духа единение с нетленным Высшим Духом за пределами тьмы. О кончине отца услышав, долго лил слезы сын Рагху и свершил, возжегший священный огонь, вместе с другими отшельниками погребальный обряд, но без предания тела огню. Сведущий в обрядах почитания предков, он устроил должное погребение из сыновней преданности — для тех же, кто покинул мир таким путем, и не нужны те приношения.
27—31. Тогда утешили царя ведающие истину, указав, что не скорби достоин достигший высшего блаженства, — и он, напрягший лук свой, утвердил безраздельную свою власть над миром. Земля и супруга его Индумати равно почтили владыку своего — одна премного ему даровала сокровищ, другая — сына-героя, кого мудрые знали под именем, в коем «Десять» предшествует «Колеснице»[257], блеском равного светилу десяти сотен лучей, того, чья слава разнеслась по десяти сторонам света, отца победителя Десятиглавого[258]. Царь же, чтением Вед, жертвой и потомством долг отдавший провидцам, богам и вкушающим поминальные приношения[259], воссиял, как пламенеющее солнце, избавившееся от заключающего его в круг ореола. И телесная мощь его дана была ему для избавления страждущих от угрозы, как к почитанию ученых склоняли его глубокие познания, — и богатства, и добродетели государя одинаково служили благу других.
32—37. Радеющий о подданных и доброго сына породивший, однажды развлекался царь с царицею в городском саду, как супруг Шачи, владыка небожителей, в небесной роще Нандана[260]. В это время мудрец Нарада странствовал по небу путем, которым возвращается солнце с севера; он летел воспеть под звуки своей лютни Великого Владыку[261], пребывавшего тогда в храме Гокарны[262] на берегу Южного океана. И рассказывают, что бурный порыв ветра сорвал гирлянду с головки его лютни, ее украшение, словно возжелал тот ветер упиться ароматом неземных цветов; и увидели — слезу, черную от сурьмы, пролила оскорбленная насилием ветра лютня мудреца, окутанная роем пчел, устремляющихся за цветами. А небесная гирлянда, медвяным благоуханием не по времени года обычные цветы превосходящая, меж персей возлюбленной жены царя опустилась и там осталась. И ее, случайную их подругу, на своей груди узрела супруга героя, потрясенная, и сомкнула вежды, подобная померкнувшей в час затмения луне.