Не удаляясь от поля битвы, Семен нарвал сухой (и не очень) травы, наломал мелкого кустарника, сложил все это в кучу и поджег при помощи зажигалки — высекать огонь сил никаких не осталось. Он хотел как следует «продымить» окрестности, прежде чем отправиться искать воду и дрова на ночь. Полусырая трава разгоралась плохо, и костер все время приходилось раздувать. Когда же «дымовуха» стала работать уверенно, в голове у Семена возникла странная «мыслефраза»:
— «Гадость какая! Зачем?»
— Чтобы не пришли падальщики, — не задумываясь, ответил Семен.
— «Не придут. Здесь мама».
— Не понял?! — взвыл в голос человек. — Это еще кто?!
— «Я», — последовал молчаливый ответ.
— Господи, избавь и сохрани! — попытался молиться Семен. — Сил моих больше нет! Может быть, хватит, а? Если без этого нельзя, то давай отложим на завтра!
Невидимый собеседник был явно не тем, к кому человек обратился с просьбой. Его реакция оказалась странной — недоумение и удивление. Словами передать это можно было примерно так: «Ты испуган?! Чего-то просишь? Сам ТЫ?!»
Семен уже успел понять, что, находясь в мысленном контакте с какой-нибудь зверюгой, можно демонстрировать все что угодно, только не страх. Было крайне неприятно вспоминать, волной КАКОГО презрения окатила его волчица перед атакой.
— «Я могуч и ужасен, — послал он гордый ответ в пустоту. — Никого не боюсь и никогда не прошу!»
— «Да-да, конечно, — охотно согласились с ним. — Ты маму убил».
Семен еще не придумал, каким термином обозначить то, что воспринимает его мозг: «мыслеобразы», «мыслефразы»? Уж, во всяком случае, никак не слова. Это он сам пытается зачем-то «переводить» на слова чужие послания, а их требуется очень много для описания самого простенького мыслеобраза, мелькнувшего в сознании. И самое главное, сколько ни старайся, полного соответствия все равно не получается.
Вот, к примеру, из последнего послания однозначно следует, что контактер совершенно не различает понятий «жизнь» и «смерть». «Убить» для него не означает «лишить жизни», а больше соответствует «победить», «превозмочь», «оказаться сильнее». Понятие «мама» включает в себя мало человеческого. Это, конечно, и сытость, и защищенность, но в первую очередь, это прямо какой-то вселенский абсолют всесилия и всемогущества.
Человек уже понял, с кем имеет дело, — зверек поглядывал на него, спрятавшись за трупом волчицы. Первым порывом было встать и подойти, но Семен вовремя сдержался.
— «Иди сюда!» — позвал он.
— «Там воняет (очень неприятный запах)».
«Костер не нравится», — сообразил Семен и приказал:
— «Ко мне!»
Волчонок подошел и уселся метрах в трех от костра — подальше от дыма. Был он размером с некрупную овчарку, чуть более темной масти, чем мать.
— И что мне с тобой делать? — спросил Семен вслух.
— «Не понял», — был молчаливый ответ. Впрочем, не совсем молчаливый — зверек издал тихое удивленное урчание.
«Кажется, проблема не в том, что вопрос задан вслух, а в том, что он риторический, — догадался Семен. — Будь, как говорится, попроще, и к тебе потянутся… В данном случае — волки. Ладно…»
— «Здесь (тут-вокруг-близко) вода есть?»
— «Есть».
— «Веди!»
— «Следуй за мной».
В волчьем понимании «близко» оказалось добрых километра полтора. Правда, другого выхода все равно не было — не мучиться же жаждой до утра. Уже почти стемнело, Семен понял, что дров набрать на всю ночь не успеет, и решил с этим смириться: «Совсем не факт, что огонь кого-то отпугнет. С другой стороны, волчонок не такой уж и маленький, но опасности не чувствует. Да и кого, собственно, бояться волку в ночной степи? Льва или тигра? Ни тот ни другой, кажется, волками не питаются, разве что с большой голодухи. Была не была! Где, как говорится, наша не пропадала! Лишь бы этот щенок не загрыз меня спящего… И чего он ко мне привязался?»
Обратной дороги в темноте он ни за что бы не нашел, но волчонок безошибочно вывел его к туше оленя. Первым делом Семен оживил костер, на ощупь разрезал шкуру, отпластал кусок мяса и начал его обжаривать. Волчонок находился где-то рядом, но на освещенное пространство не выходил. Время от времени Семен получал от него невнятные мысленные послания: этакую смесь невысказанной просьбы, недоумения и легкой обиды. В конце концов человек не выдержал и, углядев в темноте светящиеся зрачки, спросил:
— «В чем дело? Что хочешь?»
— «Есть».
— «Ешь! Разве я тебе запрещаю?!» — удивился Семен.
— «Ты не разрешал, а теперь (вспышка радости) разрешил!»
Вскоре от туши донеслось довольное урчание и даже повизгивание.
«Нет, наверное, не загрызет, — подумал Семен, пытаясь изобразить из остатков травы что-то вроде подушки. — Похоже, он решил, что я ему теперь вместо мамы».
Он не ошибся, предполагая, что утром все мышцы у него будут болеть. Правда, недооценил, КАК они будут болеть, хотя этого и следовало ожидать: такие перегрузки после относительно спокойной жизни в лагере! В общем, когда он проснулся, то сесть ему было так трудно, что он решил немного отдохнуть, прежде чем встать на ноги. Волчонка нигде не было видно, и Семен вспомнил, что волки ведут преимущественно ночной образ жизни.